Рассвет
  Ночь была тёмная, но на крыше небоскрёба исправно работала система освещения, и даже люди с обычным зрением могли бы видеть обстановку достаточно ясно. А у тех двоих, что стояли здесь сейчас, зрение было отнюдь не обычное. Да и людьми они не являлись.
  - Это глупо, - подчёркнуто сухо изрекла Иллирия.
  Ангел не стал спорить.
  - Может быть. Но я имею на это право.
  - Неужели ты действительно хочешь этого?
  - Я не хочу ничего, вот в чём дело. И потому такой вариант – лучший.
  - Глупый вариант, - фыркнула Иллирия, по-птичьи наклонив голову.
  Глядя на неё, Ангел в который раз осознавал и удивлялся: по сути, она единственная, кто остался у него в этой жизни.

…

  … Дойл пожертвовал собой. Так быстро решился, так легко расстался с жизнью, словно был уверен, что никто не будет по нему скучать. Неужели ему не пришло в голову, что есть люди, которым он дорог?!
  … «О, и – на здоровье», - улыбнулась Корделия и исчезла, едва он отвернулся. Оставила его в сплошной пустоте. Он стоял посреди кабинета, точно потерявшийся ребёнок.
  … Фред – самый солнечный и милый человек из всех, кого ему доводилось знать, – не просто умерла, а исчезла, погасла навсегда. Её теперь попросту нет – это хуже смерти. Где, где справедливость?
  … «Уэсли мёртв», - сказала Иллирия. Уэсли – мёртв? Не может быть. Не может. Наверное, они с Иллирией его разыгрывают, Уэсли прячется за углом, чтобы посмотреть на реакцию друзей… Нет, это не в его стиле. Значит, Уэсли правда больше нет.
  … Ганн упал, так и не выпустив из рук топор. Дождевая вода, текущая по асфальту, окрасилась красным, Ангел видел это даже в темноте. Глаза у Ганна были открыты и, чёрт побери, он улыбался. Он сделал свои последние десять минут запоминающимися.
  Странная штука – вампирское сердце. Биться не способно, а разрываться от боли может.
  Ангел, Иллирия и Спайк уцелели в схватке, которую не надеялись пережить. Спайк схлопотал бонус – стал человеком, всё согласно пророчеству. Что ж, Ангел от своего шанса отказался добровольно, пусть хоть Спайк получит награду – заслужил.
  Естественно, бывший Уильям Кровавый помчался к Баффи. Ангел был рад за них. Честно, рад. Уж кто-кто, а Баффи достойна счастья. Когда-то он хотел сам подарить ей это счастье, но теперь не сумеет. И не только потому, что так и остался проклятым вампиром. Он до сих пор готов был отдать за неё жизнь, восхищался её смелостью, стойкостью, добротой, красотой. Но Баффи никогда бы не уставила подвал искусственными цветами, чтобы оживить обстановку. Не додумалась бы класть корицу в кровь. И уж точно не показывала бы язык отставшему преследователю.
  Баффи и Спайк регулярно звонили Ангелу – беспокоились за него. Сам по себе факт, что Спайк о нём заботится, повергал в шок и ступор. Последнее время Ангел перестал отвечать на их звонки, лишь иногда звонил сам и сообщал, что жив, чтобы они не приехали в Лос-Анджелес искать и спасать его.
  Коннору было не по себе рядом с ним. Трудно за это винить. Лучшее, что Ангел мог сделать для сына, - не появляться в его жизни.
  К Нине также не совался. Она встретила хорошего парня, и Ангел был бы совсем не к месту.
  Так и вышло, что подле него осталась лишь Иллирия. У неё тоже больше никого не было. Наверное, она держалась за Ангела, как за спасательный плот посреди бушующего океана. Иногда доходило до того, что она старалась быть милой; получалось, конечно, жутковато, но усилия Ангел ценил. Ценил и оставался одиноким.
  Он коротал в одиночестве целый век и не подозревал, насколько это невыносимо. Потому что ему не с чем было сравнивать. У него не было по-настоящему близких людей, даже когда он сам был человеком. А ныне Ангел не понимал, как столько времени прожил один и, главное, как ему жить одному дальше? Теперь, когда он знает, каково иметь друзей, которые о тебе волнуются и заботятся. Которые могут над тобой подтрунивать, но всегда придут на помощь. Которые одним своим существованием делают тебя сильнее. Которые иногда кажутся надоедливыми, но с ума сойти ты готов не от их шумливости или назойливости, а от их отсутствия.
  Ангел так боялся испытать истинное счастье, что проглядел его. Не заметил. А сейчас знал, что был сказочно счастлив и, надо же, не лишился души. Да он бы отдал эту душу, чтобы вернуться в то время, хоть на несколько минут! Чтобы оказаться в «Гиперионе» и услышать, как Уэсли и Корделия обмениваются шпильками, а Ганн подшучивает над ними обоими. Столкнуться на кухне с Фред, совершающей очередной набег на холодильник. Поворчать на Лорна, щедро делящегося с окружающим миром своим вокалом. Подойти к колыбели, взять маленького Коннора на руки, покачать, поцеловать…
  Его по-прежнему посещали видения. Он по-прежнему спасал людей, но уже автоматически, по привычке. Всё меньше и меньше он переживал из-за чьей-либо жизни. Получится спасти – хорошо, не получится – ну, люди всё равно живут недолго и мрут как мухи, не такая уж большая разница, скопытится человек сейчас или лет через тридцать - сорок. Ангел не позволял таким рассуждениям повлиять на его поступки, он помогал изо всех сил. Но не потому, что искренне хотел сам, а потому, что этого хотели бы они. Дойл. Фред. Уэсли. Ганн. Корделия… Ангел боялся, что наступит момент, когда даже память о них не побудит его действовать. Что однажды ему станет окончательно всё равно. Что произойдёт то, о чём некогда предупреждал Дойл, - ему будет наплевать на людей. Он перестанет воспринимать их как живых существ, забудет, что им бывает больно, страшно, плохо, они превратятся в бесцветный неодушевлённый антураж. Или потенциальную еду. Уже пару раз Ангел ловил себя на мысли, что ему лень идти за свиной кровью и гораздо проще было бы отловить и укусить кого-нибудь в ближайшей подворотне.
  Дальше будет хуже, он знал. И решил не допустить этого. Потому и пришёл на крышу одного из самых высоких зданий Лос-Анджелеса встречать рассвет. Сделать для мира последнюю хорошую вещь, на которую у него хватит сил, - избавить от будущего равнодушного убийцы. Исчезнуть. Ангел уже пытался вытворить нечто подобное в Саннидейле, но тогда это было жертвой, а сейчас – желанием. Избавлением.
  Он так давно не видел солнца. Полюбуется хотя бы первыми лучами, прежде чем сгореть.

***

  Восточный край неба начал понемногу бледнеть.
  - Я оставляю «Гиперион» тебе. Формально в завещании указана Фред, но… В общем, ты поняла. Поступай с ним как хочешь. Можешь продать или попытаться наладить бизнес.
  Иллирия слушала и не слышала. У неё закончились доводы; не выдержав, она воскликнула:
  - Не делай этого! – И тут же вновь взяла себя в руки, надев непроницаемую маску величественной богини.
  - Мы уже всё обсудили. Но спасибо тебе, что волнуешься. Тебе не стоит оставаться и смотреть.
  - Нет. Я останусь с тобой до конца. До последнего буду пробовать тебя переубедить. - Жаль, что у неё нет прежнего могущества. С ним она бы сгребла Ангела в охапку, перенесла в безопасное укрытие и держала там, пока у него мозги не встанут на место.
  - Ты не сумеешь.
  - Возможно, получится у меня, - донеслись слова, окутанные лёгким звоном, подобного которому Ангел сроду не слышал.
  Но поразил его не звон, а голос. Знакомый до боли.
  Он резко обернулся и злобно процедил:
  - Кто ты?
  - Разве я так сильно изменилась? – спросила молодая женщина, стоявшая там, где несколько секунд назад никого не было.
  - Кто ты? – повторил Ангел.
  - Ангел, у тебя отбило память? Это же я, Корделия.
  - Корделия мертва.
  - Я и не спорю. Я была мертва, а теперь вполне жива и в некотором роде даже бессмертна. – Она шагнула к нему, но Ангел отступил назад, враждебно сверкая глазами.
  - Кто тебя прислал?
  - Прислал? – возмутилась Корделия. – Да я сама вызвалась! Ты не представляешь, сколько всего пришлось сделать, чтобы мне разрешили! Вообще-то, это должно было случиться позже, но ты собрался покончить с собой, и пришлось действовать в экстренном режиме.
  Он уже горит, и его бьющийся в предсмертной агонии разум выкидывает на прощание фокусы? Он спит, и ему это снится? Он сошёл с ума, и у него галлюцинации? Очередная магическая манипуляция с сознанием? Чей-то хитроумный пакостный план? Высшие силы сжалились над ним и вправду отправили Корделию образумить его?.. Последняя теория была самой маловероятной, Ангел давно перестал верить в счастливые финалы. Но всё-таки...
  - Тебя послали Силы?
  Она выдала неуверенную ужимку.
  - Правильнее сказать, что я уговорила силы меня послать. Не те высшие силы, с которыми мы имели дело. Ты знал, что этих высших сил как собак нерезаных? Они рисуются друг перед другом вовсю – устанавливают правила, выбирают себе избранных, устраивают апокалипсисы чуть ли не каждый месяц, чтоб этим избранным было чем заняться. Короче, развлекаются как могут. Ангел, меня пугает твой взгляд. Это реально я, настоящая я. Ладно, краткое содержание предыдущих серий. Я умерла, немного побыла с тобой и ребятами. Я не сомневалась, что из твоего кабинета попаду прямиком в рай. И что ты думаешь? Меня перехватили. Демонические силы. Им понадобился мой дар. Я передала видения тебе, но что-то у меня осталось, и этим чем-то решили воспользоваться демоны. Подсадили в меня провидческую силу, которая прижилась благодаря остаткам видений и разрослась на них. Напичкали меня поддельными воспоминаниями, сделали какой-то Кирой – не спрашивай зачем, у демонов своя, недоступная мне, логика. В итоге я опять стала человеком, но меня почти сразу убили. И я, наконец, попала на небеса. Не те, на которых пропадала, будучи высшей сущностью, на другие. В сферу иного влияния, так сказать. Там решили, что я достойна стать светлым хранителем. Светлые хранители – помощники добрых ведьм и волшебников, капают им на мозги моралью и исцеляют от травм, полученных в схватках со злом.
  Она выглядела как Корделия. Она говорила как Корделия. И она пахла как Корделия. Внешность и голос можно подделать, а запах, для вампирского обоняния, – никогда. Значит, либо она настоящая, либо у него галлюцинация или морок.
  Ангел схватил её за плечи и встряхнул.
  - Эй, поосторожнее! – Она сдула упавший на лоб локон. – Я понимаю, ты в смятении, но мне больно.
  Не отпуская Корделию, Ангел вопросительно глянул на Иллирию. Та размеренно сообщила:
  - Я не чувствую обманной магии.
  Но это ещё ничего не значит. Сама Иллирия может быть частью галлюцинации.
  - Если не хочешь поверить мне сразу – твоё дело. – Корделия аккуратно высвободилась, он не препятствовал. Она присела на парапет, Ангел не двинулся. – Во что бы ты ни верил, что бы ты ни думал, мы не позволим тебе самоубиться.
  - Мы?
  - Мы, - она кокетливо положила ногу на ногу.
  Элегантное движение оказалось роковым. Забыв, что у неё за спиной пустота, Корделия потеряла равновесие и, вскрикнув, упала назад себя. Только каблуки мелькнули.
  - Корди!!! – Ангел ринулся к парапету и чуть не свалился сам, подавшись вперёд.
  Снова лёгкий звон.
  - Всё, больше не выделываюсь, - поправляя причёску, пробормотала Корделия, опять стоявшая на крыше, как ни в чём не бывало.
  Она хотела что-то добавить, но осеклась, увидев выражение его лица. Когда Ангел направился к ней, она подумала, что он попытается её убить.
  Но он её поцеловал. Поначалу яростно, потом отчаянно, потом нежно.
  Это она. Ангел не мог объяснить логически, но теперь точно знал, что это настоящая Корделия.
  - Хорошо, что хранителям больше не запрещены служебные романы, - выдохнула Корделия. Чего у Ангела не отнять, так это умения умопомрачительно целоваться. Она открыла глаза, поправила воротник его рубашки. – Ведь отныне ты мой подопечный. Поздравляю, тебя приравняли к добрым колдунам и выдали тебе хранителя – то есть меня.
  О чём она? Неважно. Лишь бы она больше никуда не исчезала, лишь бы вот так обнимать её и смотреть на неё.
  - Значит, будешь капать мне на мозги?
  - Нет, но если кто-то спросит, говори, что капаю. – Её глаза весело блеснули. – Хочешь, покажу кое-что классное? Смотри!
  Через миг Корделии в руках Ангела не было, был вихрь серебристо-лазурных огоньков. А ещё через миг пропали и они.
  - Сзади, - подсказала Корделия.
  Она впрямь обнаружилась позади него.
  - Как?.. – Ангел непонимающе моргнул.
  - Одна из способностей хранителя, называется перенос. – Она вновь растаяла в светло-голубых огоньках да их серебристом перезвоне и появилась на парапете, но уже без лишних движений. – Круто, да? Я полгода не могла наиграться.
  Происходящее снова показалось ему нереальным, и, чтобы уцепиться за ускользающую правдоподобность, он спросил:
  - Что ты там говорила про своё бессмертие? – Наверное, не лучший ход – если она подтвердит, что бессмертна, это будет ещё более нереальным.
  - Не то чтобы бессмертие. Просто я никогда не постарею, и меня очень, очень трудно убить. Есть способы, но их мало. Например, я могу погибнуть от стрелы тёмного хранителя (да, бывают и такие). Если меня вовремя не вылечит другой светлый хранитель. Я не сильно переживаю, потому что верю в коллег. Особенно в двоих.
  Иллирия молчала, но чрезвычайно внимательно наблюдала за происходящим. Постепенно она тоже приблизилась к парапету и сейчас стояла сбоку от парочки, в поле зрения Ангела. Когда опять раздался «хранительский звон», Ангел побоялся оглянуться сразу - он предполагал, кем могут быть двое коллег, но боялся, что ошибается. Пусть надежда поживёт хоть чуть-чуть. Однако он увидел, как расширились глаза Иллирии, как приоткрылся её рот. Не каждый день доводится лицезреть такую мимику у богини. Ангел понял, что его догадки верны.
  - Здравствуй, Ангел, - прозвучал обманчиво церемонный и неподдельно тёплый голос Уэсли. - Давно не виделись.
  - Да, - подхватил Ганн. – Только не вздумай приветствовать меня, как Корделию. Я тебя люблю, но распылю к чертям, если полезешь целоваться. А вот обняться, так и быть, согласен.

…

  Старейшины, состав которых существенно обновился после устроенной титанами бойни, наконец, признали и приняли тот факт, что пора менять кадровую политику. Разумеется, светлые хранители должны быть добрыми, должны осуждать насилие. Но также должны уметь отвечать на него при необходимости – ради себя, соратников и подопечных. Недавние события ярко продемонстрировали, что бывают ситуации, когда на одном пацифизме далеко не уедешь.
  Новички – любимая добыча тёмных хранителей. Опыта ещё нет, головы напрочь забиты помыслами о всеобщем благе и непреодолимой силе ничем не замутнённого добра. Отстреливать таких – сплошная радость.
  В случае с Уэсли и Ганном радости охотникам досталось мало. Не успели тёмные хранители и глазом моргнуть, как потенциальные жертвы отобрали у них арбалеты и перестреляли большинство нападавших. А тех, кто удрал, потом гоняли по всему Подземному миру, пока самим не надоело.
  Адепты добра оставили арбалеты себе, только убрали яд. Что такого? Почему тёмным хранителям можно, а светлым нельзя? Уэсли восстановил наблюдательское снаряжение, а Ганн вернул любимый топор. Светлый хранитель, вооружённый боевым топором и уличным сленгом, стал настоящим культурным шоком, причём по обе стороны баррикад.
   Демоны теперь, прежде чем попытаться уничтожить какую-нибудь ведьму, осторожно выясняли, а кто у неё хранитель. Случайно не англичанин с выскакивающими из рукавов лезвиями? И не темнокожий лысый детина с непонятно откуда взявшимся юридическим образованием? Нет? Точно-точно нет? Тогда можно попробовать. Некоторые представители чёрной магии, оказываясь загнанными в угол, напоминали Уэсли или Ганну, что те вроде как ангелы и должны быть пацифистами. Уэсли в ответ заявлял, что он не пацифист, а антимилитарист, и огромная ошибка - считать эти понятия синонимами. Ганн ничего не говорил, сразу колошматил топором.
  Новое начальство деликатно увещевало: хранителям не пристало быть такими активными, бороться с демонами – в первую очередь задача ведьм. Ганн и Уэсли кивали и продолжали поступать по-своему. Вдобавок, организовали для подопечных и коллег курсы самообороны, стрельбы из арбалета и пистолета, метания ножей и топоров.
  Они упорно преследовали две цели – вернуть Фред и найти Корделию. По первому поводу собиралось несколько магических консилиумов и все пришли к одинаковому выводу: душу смертной не возвратить, не отделить от поглотившей её божественной сущности. Но Фред не исчезла полностью, а стала частью Иллирии, в каком-то смысле она жива и имеет недурные шансы пережить их всех.
  Поиски Корделии долго не приносили результатов, но однажды она объявилась. Какой радостной была встреча этой троицы! Как крепко они обнимались, как долго не могли наговориться!
  Теперь у них была новая цель – помочь Ангелу. (Спайку-то помощь явно не требовалась – парень по уши в семейном счастье, зачем его оттуда вытягивать?) Они не могли прийти к нему, но могли наблюдать. И наблюдали, что дела у Ангела идут не ахти. Он держится, однако похоже, что в одиночку ему не продержаться, а на Иллирию в этом плане надежды мало.
  Им строго-настрого запретили связываться с Ангелом. Они не сдавались. Уговаривали, торговались, призывали к сочувствию, убеждали, что такой боец на светлой стороне бесценен. Своего добились. Старейшины согласились причислить Ангела к лагерю белой магии. И дали добро на снятие цыганского проклятья. Крайне вовремя. Впрочем, может, потому и согласились, что понимали: дальше никакие запреты не остановят Ганна, Уэсли и Корделию, ибо Ангел уже на грани, медлить больше нельзя.
  Являться к нему разом они не стали – ну как осчастливится настолько, что превратится в Ангелуса? Или свихнётся от переизбытка чувств – тоже не радужная перспектива. Решили, что сначала появится Корделия, а уж следом, после маленького перерыва, подтянутся Уэсли и Ганн.
  Корделия ещё успела наведаться к Зачарованным. Те удивились, узрев её живой, и возмутились, что ей приспичило появиться ночью. Однако выслушали, прониклись и согласились помочь.

***

  Ангел со всей силы ударил по парапету, пробив тот почти до основания. Корделия поняла: он перестал ощущать реальность и опять сомневается, что всё происходит наяву. Скоро убедится, что это взаправду, и…
  - Пейдж! – закричала она. – Пейдж, скорее! – Схватила Ангела за рукав и принялась уговаривать: - Потерпи, не становись счастливым! Продержись немного! Подумай о голоде в Африке! О войнах! О безработице! – Корделия не ёрничала. – О глобальном кризисе образования! О ценах на медицинские услуги! А что творится с окружающей средой – это же кошмар!
  Пока она перечисляла социальные ужасы, приходившие на ум, неподалёку вновь вспыхнул сноп голубых искр. Три снопа, превратившиеся в трёх человек – молодых женщин. На крыше уже становилось тесновато. В метущемся разуме Ангела промелькнула спасительно ироничная мысль: его самоубийство превращается в несанкционированный митинг.
  Одна новоприбывшая отвела Ангела подальше от края крыши, две другие резво расставили вокруг него толстые белые свечи.
  - Привет, я Пейдж, - энергично выдала та, что передвигала Ангела, - это Пайпер и Фиби, сейчас мы снимем с тебя проклятье. Стой и не дёргайся. – Говорила она затем же, зачем и Корделия ранее – чтобы отвлечь его.
  Ангел приоткрыл рот, но ничего не сказал. Лишь посмотрел на Корделию. Корделия кивнула.
  Пайпер и Фиби зажгли все свечи, подошли к Пейдж, которая достала из кармана и развернула бумажку. Сёстры хором прочитали текст заклинания:
  - Навек оборвётся проклятия нить – Впредь счастье не сможет с душой разлучить!
  Пламя каждой свечи взвилось вверх тонким столбом, но через секунду опало.
  - И всё? – Ангел не хотел показаться неблагодарным, однако он ожидал чего-то более масштабного. – Две строчки да небольшое огненное шоу?!
  - Тебе нужны спецэффекты или результат? – хмыкнула Пайпер.
  - Проклятие снято, - заверила Фиби.
  - Мы всё-таки Зачарованные, - добавила Пейдж.
  - Они очень сильные ведьмы, - перефразировала Корделия, - самые могущественные в мире. – «Как минимум, одни из самых могущественных».
  Сёстры потушили и собрали свечи.
  - Всем до свидания, - попрощалась Пейдж за себя и сестёр. Взяла Пайпер и Фиби под руки.
  На крыше осталось пять человек. Точнее, один вампир, одна богиня и три хранителя.
  Сознание Ангела, наконец, нагнало события и более-менее обработало информацию.
  Друзья обступили его.
  - Как ты? – спросил Уэсли.
  - Ты сейчас даже для белого вампира бледноват, - заметил Ганн.
  Ангел положил одну ладонь на плечо Ганна, вторую на предплечье Уэсли.
  - Это правда вы?
  - Само собой! – Ганн широко улыбнулся. – Приятель, да кто ещё тебе устроит такое?
  - Это действительно мы. – Уэсли тоже улыбнулся.
  Ангел обнял их, то ли обоих разом, то ли по очереди с микроскопическим перерывом. Дружеские объятья не были его коньком, они у него почти всегда получались скомканными, неуклюжими; но сейчас это его нисколько не волновало и не смущало.
  О своей израненной руке Ангел вспомнил не из-за боли, а потому что испачкал кровью светлую рубашку Уэсли.
  - Позволь мне. – Подошедшая Корделия одной ладонью осторожно взяла кисть Ангела (между прочим, разбитую едва ли не всмятку), вторую распрямила над ней.
  С её пальцев заструился мягкий золотистый свет, под которым все повреждения попросту исчезли. Ангел изумлённо посмотрел на теперь совершенно здоровую кисть.
  - Ещё одна способность хранителей? – Да, Корди же что-то говорила про исцеление.
  - Точно, - не без гордости подтвердила Корделия.
  Она не отпускала его, да и он не собирался обрывать это касание. Но переместил руку так, что теперь ладонь Корделии была в его ладони, а не наоборот. Двое посмотрели друг другу в глаза…
  - Мойра. - Иллирия нахмурилась. – Странно. Откуда у меня взялось это слово?..
  Уэсли кашлянул.
  - Кажется, нам пора.
  Ангел бросил на них испуганный взгляд.
  - Спокойно, – ухмыльнулся Ганн. – Мы не пропадём. Будем в «Гиперионе». Начнём приводить там всё в порядок.
  - Мы подумали, что было бы неплохо снова открыть «Расследования Ангела», - сообщил Уэсли.
  - Правда, работать мы сможем только на полставки, - вновь взял слово Ганн. – У нас же подопечные.
  - Но обещаем не лениться, - добавил Уэсли, сделав шаг назад, туда, где стояла Иллирия.
  - Будем творить добро со страшной силой, - резюмировал Ганн.
  Уэсли и Иллирия стояли лицом друг к другу.
  - Здравствуй, - сказал он.
  - Здравствуй, - сказала она, плохо делая вид, что не так уж рада его видеть и не так уж ей хочется броситься ему на шею.
  До броска на шею впрямь не дошло, но Иллирия позволила себе дотронуться до лица Уэсли, погладить по щеке. Для этого даже «сняла» (временно «растворила») перчатку. Уэсли промолчал, но не отстранился. Зато перенёсся куда-то вместе с Иллирией. Ганн тоже не задержался.
  Ангел заворожённо наблюдал, как вьются и тают светло-бирюзовые искры-огоньки.
  - Хранители могут и переноситься сами, и переносить других?
  - Да.
  - И ты можешь перенести меня?
  - Куда скажешь, - промолвила Корделия тихо, фактически шёпотом. Её ладони легли на его плечи.
  - Помнишь место на берегу, где мы должны были встретиться той ночью?
  - Конечно.
  Искры и звон окутали Ангела, словно растворили в себе. Звон сменился шумом прибоя, и Ангел сообразил, что они уже не на крыше небоскрёба, а на обзорной площадке у моря.
  - Хорошее место. – Корделия отступила от Ангела на полшага.
  - Да, хорошее, - согласился он, глянув на белые гребни волн, будто вспыхивающие в темноте, и на полоску неба, медленно наливающуюся золотом. Времени немного. – Не знаю, что ты хотела сказать в ту ночь, пусть и догадываюсь. Но лично я собирался сказать, что люблю тебя.
  Корделия просияла.
  - Чудесно, потому что я собиралась сказать то же самое. Даже репетировала, когда ехала в машине. – Она хихикнула, но тут же посерьёзнела. – Мне было так страшно.
  - Мне тоже.
  Её брови удивлённо выгнулись.
  - Тебе-то чего было бояться? Это же я предложила встретиться, я собиралась признаться первой, а ты в любой момент мог сказать: «Корди, я польщён, но ты для меня просто друг, не обижайся».
  - А ты могла сказать: «Ангел, спасибо, что приехал, я хотела попросить тебя вести меня к алтарю на нашей с Гру свадьбе».
  - Мы с Гру тогда уже расстались.
  - Но я-то этого не знал.
  Корделия с лёгким смешком покачала головой.
  - Значит, мы оба боялись.
  - Получается так. – Ангел приобнял её за талию. – Я и сейчас боюсь.
  - Чего?
  Он пожал плечом.
  - Того, что всё-таки сплю или сошёл с ума. Что ты исчезнешь.
  - Твой разум в полном порядке. – Корделия обвила руками его шею. – Я буду исчезать, да. У меня шесть подопечных, не считая тебя, любому из них в любой момент может срочно понадобиться помощь. Но я всегда – слышишь? – всегда буду возвращаться к тебе. Потому что я люблю тебя.
  Последние три слова Ангел произнёс одновременно с ней:
  - Я люблю тебя.
  Поцелуй на рассвете – это романтично, но если для одного из участников процесса рассвет означает кремацию заживо, романтикой приходится пожертвовать. Так что у Ангела и Корделии был предрассветный поцелуй.
  А потом они стояли, обнимались, смотрели друг на друга и на море.
  - Рассвет совсем близко, - Корделия прижалась щекой к груди Ангела. – Нам пора. Перенесёмся в «Гиперион». Нет возражений?
  - Ни единого. – Ангел коснулся губами её макушки. – Только ещё одна вещь. Один вопрос… Дойл. Почему он не с вами? – Ангел ни за что не поверил бы, что Дойл не достоин должности хранителя.
  Корделия улыбнулась.
  - Он был с нами, причём достаточно давно.
  - В смысле?
  - Реинкарнация. Дойл переродился, задолго до наших смертей. – Она подняла голову, их взгляды встретились. – У него новая жизнь, не такая спокойная и счастливая, как он заслужил, но хорошая, по крайней мере, теперь. Он уже совершеннолетний, окончил колледж. Наверняка через несколько лет женится и сделает тебя дедушкой.

Конец
(11 мая – 4 июня 2022 г.)

От автора: Да, я не в первый раз использую фэндом «Зачарованные», чтобы подарить полюбившимся мне персонажам других фэндомов счастливую жизнь после смерти. Возможно, что и не в последний.