Привет, Пушок
  Страшнее темноты была тишина, а того хуже – давящее ощущение замкнутого пространства. Раньше Дженнифер Кэсси и не подозревала, что бывает такая паника. Теперь… о, теперь молодая женщина знала всё об этой панике, самой страшной из всех… Панике, сопровождающейся абсолютной невозможностью что-либо предпринять. Кэсси не могла пошевелить и пальцем, не могла даже моргнуть. Лишь иногда получалось сглотнуть, да уронить слезу-другую. Как же страшно, Господи, как же страшно! Почему, почему она должна расплачиваться за бабушку? Ха, бабушка! Нет уж, бабушки – милые и любящие создания, которые ради внучек загрызут любого серого волка, а Мэри Эллен – эгоистичная, трусливая, бездушная тварь, обрекшая близких Дженнифер, свою собственную семью, на то, что во стократ хуже обычной смерти. А сама живёт и радуется. И будет жить, пока не надоест.
  Ужас свирепствовал несколько дней, Дженнифер не под силу было полностью осознать всю кошмарность своего положения. Положение. Слово-то какое культурное, выдержанное.  Не особо подходит к помещённому в стену склепа гробу, внутри которого лежит живой, по крайней мере, находящийся в полном сознании, человек, и человек  сей - ты. С одной стороны, Дженнифер боялась, что заботливая бабуля решит кремировать дорогую внучку. Горькие, мутные слёзы катились по щекам, стоило Дженнифер только представить, как гроб с нею заталкивают в печь крематория, закрывают заслонку, включают огонь… В ушах стоял вопль Джоанны. Боже!.. Но с другой стороны, мучения закончились бы относительно быстро. А что ждёт нынче? Темнота. Тишина. Гроб. Навек.
  И лютейший из лютых ужасов не способен буйствовать вечно. На смену пришло что-то иное, куда хуже: смирное, беспросветное отчаяние, затягивающее в черноту ещё более непроницаемую, чем та, что царила вокруг, хотя вроде бы чернее некуда.
  Ей предстоит лежать здесь, вот так… Всегда. Просто всегда.
  Так же переживали мама, папа, Джоанна. Джоанна… Её ведь не стало совсем недавно. Узнай Дженнифер обо всём раньше, может, получилось бы спасти сестру. Да и себя.
  Джоанна.
  …Они никогда не были безмерно близки. Синдром близнецов – вечное желание доказать окружающим и самой себе, что ты уникальна, что ты не чья-то копия. Мама часто повторяла: «Вы должны любить друг друга, вы же сёстры. Может статься, что однажды у вас на всём белом свете не останется никого, кроме друг друга».
  Девочки тогда были слишком малы, чтобы понять и оценить мамину мудрость. Они постоянно ссорились, нередко дрались. Но попробовал бы кто-нибудь посторонний стукнуть Дженнифер – на него бы мигом с кулаками налетела Джоанна, и неважно, на чьей стороне преимущество в росте, весе и численности. А попытайся кто-то ударить Джоанну – да Дженнифер покусала бы паршивца или паршивцев, набросилась бы, царапалась, пиналась из последних сил, не давая сестру в обиду!
  - Дженни.
  Галлюцинации. Какая прелесть.
  - Дженнифер.
  В принципе, не так уж и плохо, хоть какое-то разнообразие. Расчудесно. У неё есть целая вечность на то, чтоб сходить с ума.
  - Дженни, ты что, оглохла?!
  Нет, тьма не исчезла, она наполнилась, точнее, заполнилась – воспоминанием.
  Им с Джоанной лет по семь. На улице хлещет ливень, поэтому нельзя выйти погулять, остаётся возиться на чердаке, который папа специально для них переоборудовал в игровую комнату. Девочки называли её своим дворцом, представляли, что они принцессы. И, конечно, всегда спорили, кому потом быть королевой, а кому так и ходить всю жизнь в принцессах.
  Джоанна сидела рядом с кукольным сервизом, тщась напоить воображаемым чаем из маленькой пластмассовой чашки их чисто белого кота по кличке Пушок. Пушок почестей не оценил и отчаянно пытался вывернуться.
  - Не обижай его! – воскликнула Дженнифер, подбегая.
  - Я и не обижаю! – насупилась Джоанна, и впрямь всегда любившая зверушек. Будь девочка повзрослее, сформулировала бы претензию: «Как ты могла такое обо мне подумать?!»
  В качестве акта доброй воли Джоанна отпустила животное. Пушок оскорблённо фыркнул, однако не отбежал, а отошёл на пару кошачьих шагов и принялся демонстративно вылизывать лапы.
  Джоанна была смешная. В джинсовом комбинезоне, в розовых сандалиях на полразмера больше нужного, с двумя косичками, одна из которых безвозвратно растрёпана. Дженнифер, наверно, выглядела примерно так же.
  - Ты не должна бояться, Дженни, - совершенно взрослым голосом сказала оставшаяся в облике девочки сестра.
  - Неужели? – горько-горько усмехнулась Дженнифер.
  - Я знаю, каково тебе. Я прошла через это, а потом мне было ещё хуже. – Джоанна протянула руку и задумчиво почесала Пушка за ухом.
  - Прости…
  - Ты не виновата. Вы с тем старичком сделали правильно, освободили нас. Говорю тебе: не бойся.
  - Не бояться? Джо, я замурована заживо! Я в гробу, я не могу выбраться! Никогда не смогу. Я… - Дженнифер облизнула пересохшие губы. – Я всегда боялась именно этого, понимаешь? Меня не пугало прекращение существования, но волосы на голове шевелились от одной только мысли, что после смерти мы продолжаем всё понимать и чувствовать, но уже ничего не можем сделать! – И снова в горле встал ком.
  - Не зацикливайся на смерти. – Джоанна встала, вмиг выросши до себя настоящей, то есть приняв вид, соответствующий возрасту. – Думай о своей жизни. Держись за то, что дорого, это даст тебе силы. Силы вынести, а может, и побороться. Я всё размышляла: вдруг зло подействовало не только потому, что оно мощное, но и потому, что в нас самих не столь уж много добра? Мы беспокоились о работе, карьере, деньгах – пусть не ставили превыше всего, но слишком выдвинули на первый план, позволив заслонить что-то поистине важное.  Не совершай эту ошибку впредь. Когда-нибудь ты умрёшь по-настоящему, всё будет иначе, но и тогда на помощь придут близкие, дорогие люди, неважно, в живых они или нет. Сейчас же пока не время. – Джоанна выпрямилась, положив руки на плечи сестры, которая тоже, незаметно для себя, «выросла». – Я люблю тебя, Дженнифер. Очень люблю, мне жаль, что я не говорила этого при жизни. Не думай, что у тебя никого больше нет. Где бы я ни была, я навсегда останусь твоей сестрой, и не потому, что у нас общие гены, а потому что я сама так хочу. Я твоя сестра, этого ничего не изменит. – Джоанна улыбнулась и повторила: - Я люблю тебя. – Погладила Дженнифер по щеке и добавила: - Сестрёнка.
  - И я тебя люблю, - всхлипнула вторая Кэсси, с удивлением обнаружив, что не только плачет, но и тоже улыбается.
  Сёстры обнялись.
  Дженнифер прикрыла глаза, а в следующий миг ощутила, что её обнимает ещё один человек. Нет, два. Двое неслышно подошли и заключили обеих близняшек в свои объятья, такие тёплые, такие нежные и в то же время такие надёжные.
  - Мама? Папа? – Дженнифер боялась разомкнуть веки и прогнать чудесное видение.
  Но её родители находились здесь, и это было реальнее любой реальности.
  - Мы любим тебя, детка, - сказала мама, гладя двойняшек по темноволосым затылкам.
  - Очень, - сказал папа, беря обеих дочерей за руки.
  - Иди, Дженни. – Смахнув набежавшую слезинку, Джоанна опять улыбнулась и поцеловала сестру в лоб.
  Это был ласковый поцелуй. Поцелуй не только искренней любви, но и неподдельной заботы, горячей поддержки, да просто сестринского участия. Совсем не то, что холодный, фальшивый поцелуй Мэри Эллен.
  - Помни, что мы рядом, когда нужны тебе. А теперь ступай, Дженнифер. – Это было произнесено родителями и Джоанной не вслух, Дженнифер не слышала, однако яснее ясного воспринимала каждое слово. – Вперёд. Ничего не бойся, от страха всё равно мало толку. Мы приглядим за тобой, если что.
  Когда несколько суток недвижно пялишься в полнейшую темноту, становится трудно понять, закрыты твои глаза или нет. Дженнифер осознавала, что не может их закрыть, но потеряла уверенность. Ныне уверенность вернулась. И если глаза всё-таки были закрыты, то в тот миг Кэсси их распахнула – резко, требовательно и решительно. А вслед за этим вдохнула полной грудью. Воздух был спёртый, вонючий и гадкий, но он был. Надолго ли? Дженнифер не собиралась задерживаться, чтоб проверить.
  Выбираться из гроба, заключённого в отделение объемом лишь немного больше гробового, дело нелёгкое. Но есть два плюса. Во-первых, высота отделения всё-таки достаточная, чтоб если не распахнуть широким шестом, так открыть крышку своего «ящика». Во-вторых, двери ячеек-гробниц в склепе не самые стратегически важные объекты, наружные замки, разумеется, надёжные, но шанс справиться с ними есть, особенно, если тебя питает праведная ярость, а Кэсси сия ярость переполняла. Молодая женщина выбила дверцу ногой; как пришлось изворачиваться – история отдельная. Впрочем, позже Дженнифер, поразмыслив, пришла к выводу, что с замком ей что-то помогло. Или кто-то помог.
  Как бы там ни было, Кэсси выбралась. Выкарабкалась, выползла, шлёпнулась на пол, даже не заметив боли от удара. Какое-то время лежала лицом вниз и дышала, дышала, дышала.
  Затем вскинула голову. Осмотрелась. Попробовала встать. Не получилось. Попробовала вновь. Получилось, правда, пришлось держаться за стенку-захоронение. Пошатываясь, Кэсси прислонилась к опоре спиной. Сказать, что тело затекло, это ничего не сказать. Оно занемело, задубело…. Однако в него возвращалась жизнь, что Кэсси ощущала с каждой секундой всё явственнее.
  Молодая женщина огляделась. Кругом тихо, мрачно; склеп, как-никак. Темно. Но в сравнении с темнотой закрытого гроба нынешнее освещение было праздником яркости. День сейчас или ночь? Дженнифер почему-то казалось, что день. А если и ночь – неважно. Теперь она, Дженни, ничего не боится.
  Замогильную тишину, будто бритвой, вспорол жёсткий, острый звук, несущий угрозу и страх. Воронье карканье.
  Крупная чёрная птица, громко хлопая крыльями, приземлилась на какой-то архитектурный выступ в углу, неподалёку от Дженнифер. Снова каркнула, злобно и величественно – насмехаясь над женщиной, стараясь запугать.
  - Ближе не подлетай, стервятник, - прошипела Кэсси. – Если я дотянусь, тебя не спасут все демоны ада.
  Не похоже, что птица впечатлилась. А вот разозлилась сильнее – это да. Перекатисто раскаркавшись, ворон взмыл в воздух, чтобы спикировать на Дженнифер, целясь клювом и когтями в область глаз.
  - Каррррррррррррр!..
  - Мяу!
  Белый комок взялся непонятно откуда, казалось, он просто материализовался из пустоты.
  Ворон не успел толком докаркать. Последовало кошачье шипение и остервенелое птичье клокотание. Второе быстро смолкло – сразу после того, как что-то хрустнуло.
  Упитанный, но подтянутый и определённо находящийся в отличной спортивной форме белоснежный кот сидел на полу подле вороньего трупа, окружённый несколькими выдранными в пылу короткого сражения угольными перьями, и как ни в чём не бывало деловито вылизывал лапы.
  Сперва весь облик Дженнифер выражал сплошное изумление. Постепенно ошеломление ушло, и красивое, хотя пока и бледноватое лицо, просияло. И пришло удивительное, доселе забытое чувство, которое Кэсси испытывала лишь в детстве. Она поняла: её по-настоящему любят, за неё всем сердцем волнуются и её истово оберегают.
  - Привет, Пушок. – Молодая женщина расстегнула воротник белой блузки, просто-напросто рванув его и лишив пары пуговицы. Вытащила из волос шпильки, и от дурацкого пучка не осталось следа, красивые каштановые волосы мягко и свободно заструились, длинные пряди обрамили лицо, к которому уже начал возвращаться нормальный цвет и нежный румянец. – Пойдём-ка навестим одну старую стерву, а? – Мэри Эллен не умрёт, пока сама не захочет. Что ж, если потребуется, Дженнифер заставит захотеть. Больше этой холёной карге ничто и никто не поможет, с кем бы там ни заключена сделка. Должна быть на свете справедливость. И она есть!
  Одним финальным мановением языка закончив наводить марафет, кот встрепенулся и вальяжно, но споро направился к выходу из склепа. Дженнифер, ухмыльнувшись, зашагала следом.
  - Ну держись, бабуля.

Конец
(28-29 августа 2014 года)

Отредактировано Б.Е.С. (2014-10-05 17:14:27)