Часть 1
Сюмбюль быстро, почти бегом, направлялся к покоям султана. В гареме все уже собирались ложиться спать, раскладывая одеяла и подушки, тихонько о чем-то между собой перешептываясь. Но ага не стал останавливаться и по привычке шикать на нерасторопных девушек, что-то подсказывало ему, что нужно торопиться.
В его руках было письмо, которое собственноручно написала его госпожа, Хюррем султан. Когда она передавала его Сюмбюлю, то в ее прекрасных зеленых глазах он увидел нечто, что насторожило его, заставило неспокойно биться сердце. Он не мог понять, что же так испугало его? Отчего сейчас к горлу подступал комок при одном только воспоминании о том взгляде?
- У меня письмо султану Сулейману! - сказал он охранникам перед дверью Повелителя. - Его нужно немедленно передать лично в руки!
- Будет сделано, ага, - кивнул стражник, забирая у него сверток.
Мужчина медленно развернулся и, уже неторопясь, побрел обратно, в гарем, следить за приготовлениями ко сну девушек. Он выполнил свое поручение, сделал все так быстро, как его и просила госпожа. Но отчего же так тяжело на сердце?
Он вновь прокрутил в голове их разговор, как султанша вызвала его к себе, как протянула свернутый лист бумаги, как при этом тихо и безжизненно звучал ее голос. Да, он понимал, что все дело было в этой девушке, любимой фаворитке султана - Фирузе. Ведь сегодня четверг, а она...
Сюмбюль остановился, как вкопанный.
До него теперь дошло, что же так волновало всю дорогу от покоев султанши. Он понял, ЧТО именно увидел в ее глазах. Смерть.
- О, Аллах! - простонал ага, кинувшись к покоям Хюррем.
Именно в эту ночь султан принял у себя не законную жену, а фаворитку. Вновь игнорируя все законы гарема, он поступил по своему, забыв, что Хюррем не такая, как все остальные наложницы, и что она не будет мириться с таким унижением. И, конечно же, до него дошла информация, о том пари, что заключила султанша с этой гадюкой Фирузе. Неужели она действительно решится на такое?! Страшно подумать!
Теперь уже Сюмбюль действительно бежал по коридорам дворца, боясь не успеть, боясь, что опоздает. Он тяжело дышал и молился про себя, сворачивая за угол, где находились покои госпожи. Но ему пришлось остановиться, увидев скопление служанок и стражников возле дверей, ведущих в комнату Хюррем султан.
Сердце остановилось на один страшный, короткий миг, а потом забилось еще быстрее.
- Афифе хатун! - позвал он дрожащим голосом, увидев, как женщина выходила из покоев.
Она обернулась к аге и тот отшатнулся, не поверив в то, что такое возможно - бледное лицо служанки лучше любых слов говорило о том, что все подозрения Сюмбюля подтверждались. Он поднес дрожащую руку к лицу, стараясь удержать слезу, рвущиеся наружу и зная, что это все бесполезно.
- Я опоздала, - только и смогла сказать Афифе хатун.
Стук в дверь отвлек султана, и он отложил в сторону кольцо, которое делал все это время. Подняв голову, он громко произнес:
- Да!
В комнату тут же вошел его слуга и, пройдя к самому столу, протянул сверток:
- Вам письмо, от Хюррем султан, Повелитель.
Мужчина взял протянутый лист и кивнул слуге. Тот быстро ретировался на свое обычное место, закрыв плотно двери. Сулейман отложил в сторону письмо, намереваясь прочитать его позже, когда закончит обрабатывать изделие, которое потом хотел подарить фаворитке.
Она была у него сегодня, но мужчина не оставил ее на ночь. Образ жены проявился в том зеркале, что она подарила ему, заставив почувствовать странную тоску и вину перед ней. Столько времени прошло с тех пор, как они просто стояли на балконе, вели беседы на разные темы, читали друг другу стихи. Что произошло с ними? Почему чувства остыли?
Сулейман прикрыл глаза и стал вспоминать зеленые глаза Хюррем, с какой любовью они смотрели на него, сколько в них было тепла и света. А ее прекрасные рыжие локоны, что сводили его с ума? Их мягкость, цветочный аромат, как она скользили у него между пальцев. Он любил гладить их, ощущая кожей всю шелковистость. Ее бархатистый голос, от которого мурашки бежали по коже, особенно в те моменты, когда она произносила его имя: "Сулейман". Тогда он знал, по какой причине пошел против Валиде, против законов и устоявшихся обычаев предков. Все ради нее. Для нее.
Он повернулся и провел пальцами по свернутому листу. Любопытство взяло верх, и мужчина быстро развернул его, с легкой улыбкой принявшись читать ее письмо.
С каждой строчкой, с каждым предложением в его глазах угасал свет. С каждой буквой сердце билось все медленнее, а дыхание почти остановилось, заставляя легкие гореть от нехватки воздуха. Рот открылся в немом крике, словно протестуя против того, что он увидел на куске бумаги. Он не мог поверить, что это написала его жена, его возлюбленная, его душа.
Глаза защипало, а руки с силой скомкали письмо, принесшее в его душу такую боль. О резко встал и твердым шагом направился к дверям, намереваясь пойти к ней, спросить, что все это значит, откуда взялись все эти слова?
Но, только сделав несколько шагов по коридору, как увидел, бегущую к нему Афифе хатун. В горле мгновенно пересохло, и он остановился, очень надеясь, что причина волнения старой служанки была не из-за Хюррем.
Страх, словно липкая паутина опутал султана, заворачивая в плотный кокон, не пропускающий ни лучика надежды. Цепкими когтями вцепившись в сердце, сжимая все сильнее и сильнее, он с каждой секундой рос, превращаясь в ужас, такой острый и холодный, что захотелось закричать, завыть, подобно одинокому волку в лесной чаще. Он боялся услышать, боялся увидеть. Не хотел даже чувствовать приближение этой женщины, которая, как он теперь знал, несла с собой смерть.
Свет померк во дворце, тени залегли по углам, пугая и настораживая одновременно. Сулейману показалось, что даже краски и цвета ушли из этого места, которое он всю свою жизнь считал домом. Нет. Теперь это серый, страшный кусок камня, в котором не осталось места для улыбок, радости и любви.
Ведь, если то, что он почувствовал в тот момент, читая строки письма - правда, и Афифе хатун сейчас подтвердит... ему даже думать об этом не хотелось! Расползаясь, обвивая его своими щупальцами, страх прокладывал дорожу все глубже, все дальше, подбираясь к его разуму, который отказывался осознать произошедшее. И когда Афифе подошла к нему, почтительно поклонившись, он уже все понял - по серому лицу женщины, по слезам, стоявшим в ее глазах и той сильной боли, что читалась в каждом движении.
- Повелитель... - голос упал почти до шепота, она не могла говорить и только покачала головой.
- Хюррем.
Султан побежал в направлении, где были покои жены, все еще надеясь, что он успеет, что это просто какая-то шутка или ошибка. Да все, что угодно, лишь бы не та правда, которую он прочел в строчках, написанных ЕЕ рукой. Отталкивая прислугу, столпившуюся у входа в комнату госпожи, он ворвался внутрь, ища взглядом свою возлюбленную.
Громкий стон сорвался с губ. Колени подогнулись, и он упал бы на пол, не помоги ему Сюмбюль, который подхватил повелителя за руки. Он медленно подвел его к балкону, где, накрытая белой простыней, лежала та, которая один словом могла свести его с ума от любви, от страсти и от сумасшедшего обожания.
Та, ради которой билось сердце, ради которой он готов был умереть; та, которую он сам оттолкнул от себя, позволив совершить подобное. Своими же руками он загубил любовь, свой личный источник кислорода в этом мире.
Рыжие локоны разметались по мраморному, холодному полу. Ее локоны, которые Сулейман сравнивал с пламенем огня, не опаляющее его, а дарующее наслаждение и покой. Именно их цвет так понравился ему, привлек своей необычайной красотой. А теперь он стал серым, безликим, непонятным.
Перед его взором все поплыло, и султан понял, что совершил фатальную ошибку, цена которой жизнь любимой женщины.
А ведь она до самого конца верила в их любовь, которая помогала ей на протяжении стольких лет. И ее письмо, написанное за несколько минут до смерти, теперь всегда будет перед его глазами, словно наказание за упущенное время, за ту боль, что причинил своей султанше. И та же самая боль навсегда поселилась и в его сердце, разъедая подобно яду - медленно и мучительно.
Письмо, каждая строчка которого врезалась в память, отпечаталась в ней, словно клеймо. Сулейман уже никогда не сможет увидеть те краски, что показала ему Хюррем. Не услышит пение птиц, что так любила его жена. Не почувствует вкус сладостей, аромата любимого напитка смеющейся госпожи.
Теперь в его жизни присутствует только серый, однотонный цвет. И именно этот цвет будет последним, что увидит Сулейман, сжигая письмо в пламени свечи.
"Сулейман. Сейчас я не хочу и не могу писать, мои руки дрожат, а глаза застилает мутная пелена слез. Сердце больше не бьется, душа умерла в тот момент, как я подошла к дверям твоих покоев.
Я больше не могу жить с этой болью, которая каждый день отрывает от меня по кусочку. И теперь ничего уже не осталось, лишь пустота.
Ты читаешь эти скудные строчки, в которых я больше никогда не напишу слова любви, не смогу выразить всю бесконечную преданность тебе. Знай же, то, что я сейчас напишу - не желание сделать тебе больно, а просто крик души, угосающей в эти мгновения.
Я умерла уже давно, но сегодня это случилось в последний раз. Будь уверен, что когда придешь в мои покои - увидишь лишь тело.
Прощай, Сулейман. Это последнее мое письмо к тебе.
Любящая тебя Хюррем".