Перемены
Глава 1
Китти показалось неправильным, что Уолтер выжил. Финал был переписан, и её первоначальное облегчение сменилось непохвальным чувством разочарования и смирения, смешанного с небольшой обидой за то, что Уолтер вдруг втянул в себя воздух и остался в мире, который его уже отпустил, но «перерешил» и принял обратно. За те несколько минут - столь ужасных, но столь полных перспектив, - в течение которых она уже считала себя вдовой, её ум устремился в будущее, к материнским обязанностям вкупе со свободой одинокой женщины. Без сомнения, никто бы не смог винить её за то, что она не замужем, теперь, когда она, как положено, побывала женой и матерью, да ещё пережила такую трагедию.
Врач произнёс, что Уолтер гораздо сильнее, чем о нём первоначально думали, особенно с учётом того, что мистер Фэйн явно слишком много работал и слишком мало ел.
- Он словно нашёл что-то, для чего стоит жить, - сказал мужчина, хитро улыбнувшись Китти.
Когда Уоддингтон перевёл, она слабо улыбнулась в ответ, для проформы, а не потому, что действительно хотела улыбаться.
Её посетила идея: возможно, муж неправильно истолковал мольбу о прощении. Возможно, он не понял, что Китти желала облегчить ему переход в мир иной, а подумал, что она хочет начать всё с начала. Конечно, тогда это было пределом её мечтаний, но являлось не более чем тщетным желанием той, кто знала, что у неё не будет шанса загладить свою вину, и утешала себя мыслью, что они с Уолтером попытались бы, если б могли. Раздражала вероятность, что Уолтер, наоборот, принял слова Китти за чистую монету и нашёл, призвал на помощь какой-то скрытый резерв. Теперь ей придётся ухаживать за ним и – опять – поставить собственные желания и потребности на второе место.
С этими горькими мыслями она взглянула на мужа, и увиденное дало ей больше, чем когда бы то ни было, оснований пожалеть его. Он, повернув голову, смотрел на жену, и у него в глазах было не меньше разочарования и смирения, чем у неё; она подумала, что есть что-то извиняющееся в изгибе его бровей. Будто он осознал, какие неудобства доставил тем, что выжил, и хотел как-то загладить свою вину. И в этой вспышке жалости Китти не было раздражения, как не было и убеждения, будто он должен невольно чувствовать себя таким виноватым перед ней. Лишённое надежды, беспомощное, жалкое создание, о котором она теперь должна заботиться, как если б он был потерявшимся щенком, оставленным у её порога.
Уоддингтон подошёл к ней, ошеломлённо молчащей, положил руки на её плечи.
- Идёмте, миссис Фэйн. Вы уже достаточно пережили, бедняжка. Я сейчас отведу Вас домой.
Китти кивнула и позволила направить себя к двери, подле которой остановилась, чтоб повернуться.
- Когда Вы отпустите его? – спросила она у врача.
Уоддингтон перевёл и кивнул, получив ответ от медика.
- Не особенно скоро. Доктор Фэйн слишком слаб, чтоб его перемещать.
Она кивнула снова и вышла, оказавшись в объятьях предрассветного воздуха. Ещё несколько дней её жизнь будет принадлежать ей, можно уходить и приходить практически куда и когда хочется, прежде чем превратиться в няньку.
Глава 2
Мать-настоятельница больше Китти была рада известию о том, что Уолтер избежал смерти, и отослала миссис Фэйн прочь из монастыря, мягко пожурив – мол, не должно тратить себя на почти незнакомых людей, когда её место теперь рядом с мужем, за которым нужно ухаживать. Порядком утомляло, что так много людей знают, где её место. Но возражения не привели ни к чему хорошему, старшая женщина лишь слегка улыбнулась и с ласковой строгостью сказала, что, хотя Китти благодарны за помощь, двери монастыря отныне будут закрыты для неё, пока доктор Фэйн нуждается в ней. Это нехорошо для её здоровья – разрываться на два фронта.
Через неделю, вечером, Уолтера, тощего и обросшего, доставили домой к жене, нервной от жары и злой от скуки. Днями напролёт Китти никак не могла унять беспокойство; ходила на прогулки, а, возвращаясь домой, обнаруживала, что устала и раздражена даже пуще прежнего. Она яростно возмущалась из-за этой вновь возникшей изоляции, ведь Китти только-только нашла себя, стала чувствовать, что приносит пользу.
- Ну, что ж, - сказал Уолтер мрачно молчащей жене, когда она принесла поднос с его мягким ужином, состоящим из листьев зелени.
Овощи были запечены, но, на её вкус, еда была такой же пресной, каким пресным всегда был сам Уолтер. Отвернувшись, в порыве ребяческой досады Китти подумала: это очень даже правильно, что он должен есть что-то столь безвкусное.
- Мне очень жаль, дорогая. – Его слова щетинились той острой насмешкой, которую Китти так ненавидела. Жестокая шутка, брошенная в ответ на её явное несчастье. Особенно переполнено презрением было слово «дорогая», обрушившееся на попытки Китти вновь придать своему лицу ласковое выражение. – Я старался.
Китти застыла, эти слова заставили её замереть меньше чем на полпути к выходу из комнаты.
- Ты… - она медленно повернулась к мужу лицом, - ты, конечно, не имеешь в виду, что…
Но он не удостоил её ни взглядом, ни ответом, лишь улыбался с каким-то горьким удовлетворением, рассматривая свою тарелку; и вскоре Китти всё-таки ушла.
Она вернулась после очередной короткой прогулки, которая нисколько не подняла дух. Оказалось, что Уолтер ничего не съел, он отставил поднос в сторону. Глаза мужчины были закрыты, но Китти подумала, что он не мог крепко заснуть всего за полчаса. Так что она не ощутила вины, легонько толкнув его в плечо.
- Ты никогда не восстановишь силы, если не будешь есть.
Опираясь на подушки, он едва разомкнул веки и еле уловимо пожал плечами.
- Я не хочу.
Интересно, это он о еде или о восстановлении сил? Учитывая его предыдущее замечание, вполне возможно, что Уолтер имел в виду и то, и другое.
- Ты смешон, - резко произнесла Китти.
- Да, милая, как скажешь.
Его усталые, ироничные слова лишь усилили её гнев, и она сама подняла вилку со щедрой порцией листьев.
- Ешь, или я заставлю тебя есть.
Должно быть, он принял её угрозу всерьёз – хоть и издал смешок, но губы оставались крепко сжатыми, Уолтеру хватило осторожности не делать замечания. Когда она поднесла вилку вплотную к его рту, упираясь пальцами в кожу так, что образовались похожие на трещины морщины, Уолтер с молчаливым не то вызовом, не то удивлением поднял брови, однако по-прежнему отказывался от еды. Китти давила настолько сильно, насколько хватало смелости, пока не появилась капля крови. Тогда она, разочарованно вскрикнув, опустила столовый прибор. Уолтер улыбнулся. Китти схватила поднос с вилкой и выбежала вон.
Глава 3
На следующее утро она послала к нему с завтраком аму, а сама устроилась поесть на кухне. Через некоторое время женщина вернулась со слезами на глазах и дала Китти понять, что хоть хозяин и позволил помочь ему в ванной и уборной, потом только пил воду с мёдом и лаймом, отказавшись от еды. Китти хмуро посмотрела на собственную тарелку, недовольная упёртостью мужа, причиняющей столько неудобств.
- Всё нормально, - заверила она расстроенную аму, ненадолго коснувшись её руки. – Я позабочусь об этом.
В спальне она снова обнаружила его дремлющим, поднос стоял на столе рядом. Волосы Уолтера были слегка влажными, вымытыми; что любопытно, он был по-прежнему небритым. Подойдя на цыпочках, она тихонько взяла вилку и проткнула кусок запечённого яблока из нетронутой миски. Быстро, прежде чем он смог бы проснуться и понять её намерение, она протолкнула еду между его разомкнувшимися во сне губами. Он очнулся, потом, вздрогнув, рефлекторно начал жевать, чтоб не подавиться, но Китти видела, как он пришёл в себя, что означало: сейчас он выплюнет еду. Прежде, чем Уолтер сумел это сделать, её рука зажала ему рот.
- Глотай, - строго сказала Китти. Он закатил глаза, но сделал, как было велено. – Теперь, - продолжала она, снова поднимая вилку, - должна ли я впихивать в тебя так каждый кусочек?
Его рот вновь плотно сжался, и она увидела в глазах мужа отблеск грядущего торжества, но собственная маленькая победа поддержала её уверенность. Китти опять упёрлась вилкой в его губы, осознавая, что он молча смеётся над ней, но на сей раз она зажала ему нос и подсунула еду, когда Уолтер вынужден был вдохнуть, после чего быстро отпустила нос и зажала рот, прежде чем супруг успел даже подумать о том, чтоб выплюнуть яблоко. Всем своим видом выражая вопиющую обиду, Уолтер послушно прожевал и проглотил еду. Китти ухмыльнулась, не в силах умалить своё самодовольство.
- Мне нечем развлечься, так что я могу делать это хоть весь день.
- Тогда давай сюда, - произнёс он с неохотой и взял вилку, ожидая, когда Китти переместит поднос ему на колени. – Можешь идти.
- Чтобы ты нашёл какой-нибудь другой способ избавиться от еды?
Когда он взял вилку, Китти заметила новую повязку на его запястье, показавшемся из рукава, и поняла причину наличия щетины на лице Уолтера и каких-то несоразмерных слёз амы. Китти готова была поспорить: если она пойдёт в ванную, то обнаружит, что бритва исчезла. Уолтера нельзя было оставлять наедине с его собственными приборами.
Он мрачно насупился, когда она выдвинула из-под ночного столика стул и присела. Проткнув яблоко, Уолтер поднял вилку и остановился.
- Я не могу есть, когда ты пялишься на меня.
Она уступила его чувству неловкости, демонстративно отвернувшись лицом к стене позади стола.
- В больнице ты тоже доставлять так много неприятностей?
- Нет. – Последующее молчание нарушалось лишь мягкими звуками от поскабливания вилки. Уолтер жевал. – Я не хотел никого расстраивать.
- Ты расстраиваешь меня. – Китти плотно сцепила пальцы, положив руки на столешницу.
- Разве? – слабо удивился он. По тону было ясно, что ответа Уолтер не ждёт.
Глава 4
Её дни стали однообразными и скучными. Большую часть времени за Уолтером ухаживала ама, Китти из-за жары чувствовала себя не очень хорошо, но обязательно присутствовала во время приёма пищи. Уолтер мог хмуриться и дуться сколько угодно, но Китти была его женой, а не прислугой, потому не боялась увольнения и могла, не церемонясь, заставлять его есть.
- Ты кошмарно выглядишь, - сказала она однажды утром, поставив поднос на колени мужа и усевшись в кресло со старым журналом.
- Почти-смерть никого не красит.
Она сузила глаза.
- Я имела в виду усы. – И впрямь. Последний раз он брился ещё до болезни, и «новоиспеченная» борода плохо смотрелась на его измождённом лице. – Я так понимаю, нашей аме пришлось забрать твою бритву.
Она впервые призналась, что знает о том, что случилось в его первое утро дома, и он выглядел достаточно ошеломлённым её осведомлённостью.
- Я же заставил её поклясться молчать.
- У меня есть глаза, - Китти указала на его перевязанное запястье. – И мозг, хоть ты можешь не верить в это.
Он пожал плечами, игнорируя шпильку.
- Глаза ты могла бы и закрыть.
- Что за чепуха.
- Я видел, как ты смотрела на меня. – Он говорил устало, а не обвинительно. – Я был жив, а ты выглядела так, словно наступил конец света.
Китти поглядела на него поверх журнала, на её лице читались вина и извинение. В этот раз она не стала возмущаться или обижаться на него. Она должна была чувствовать себя ужасно из-за своих ужасных мыслей.
- Уолтер… - Но она не знала подходящих слов. Какие слова могут правильно донести до твоего мужа сожаление насчёт того, что ты когда-то желала ему смерти? Особенно, если и так уже полно других причин извиняться. И Китти отчаянно пожелала, чтобы сейчас она могла исправить то, что теперь ясно видела, то, что так глупо проморгала несколько дней назад, то, что разъедало Уолтера изнутри. Но ведь она продемонстрировала сожаление по поводу его несостоявшейся кончины, когда он лежал на смертном одре, и испортила всё, будучи не в состоянии контролировать свои отвратительные мысли. Вряд ли он сейчас примет её извинения, какими бы они ни были. – Хочешь побриться после завтрака?
Уголок его рта скривился в улыбке, которая была почти игривой, но в самом мрачном смысле слова.
- Понимаю. Ты предпочитаешь сделать всё сама. Очень хорошо.
Она не стала протестовать и оправдываться, он бы только высмеял её за это. Китти собиралась лишь вернуть ему бритву и контролировать процесс, однако слова мужа заставили её выпрямить спину. Уолтер практически подначил перерезать ему горло, дразня её – знающую, что Уолтеру будет всё равно, если она впрямь это сделает. Так что Китти смирилась с его неправильным толкованием её слов и после того, как он поел, унесла поднос, а вернулась, держа в руках бритвенные принадлежности мужа, полотенце и миску с горячей водой. Он беспокойно заёрзал, сообразив, что Китти действительно собирается побрить его.
Китти осознала свою ошибку слишком поздно – уже смочив полотенце и обернув им нижнюю часть шеи Уолтера. Он расслабился от тепла и на мгновение прикрыл глаза. Он выглядел так же мирно, как в те ночи, когда Китти просыпалась от жары и выскальзывала из кольца его объятий. Когда Китти снова взяла бритву, её руки дрожали, и Уолтер, заметив это, смотрел на них с удивлением.
- Осторожнее, милая. – Хотя слова были достаточно ласковыми, сам тон сочился болезненным весельем. – Не хочу, чтоб ты ненароком поранилась.
Она решительно сжала челюсти. Взбивание пены в небольшой миске дало несколько драгоценных секунд, чтобы прийти в себя. Усилия оказались бессмысленными, когда пришло время наносить пену на лицо Уолтера. Он сделал героическое усилие, чтобы смотреть ей в глаза, чтобы смутить её прямотой своего взгляда, но после первого же прикосновения бритвы его собственные нервы не выдержали, и он сомкнул веки.
Контролировать дрожь было легче, не глядя на мужа по-настоящему. Когда она осторожно водила лезвием, челюсти Уолтера, переставшие быть напряжёнными, дали понять, что он расслабился, и хотя ей приходилось сосредотачиваться на своей задаче, Китти невольно заметила промелькнувший признак неожиданного удовольствия; Уолтер слегка приоткрыл губы. Ощущение вины опять накатило на Китти, она ведь знала, что желания Уолтера оставались не удовлетворёнными куда чаще, чем её собственные, и что она никогда не делала для него ничего интимнее того, что делала сейчас. Он ласкал её, а она терпела - обязывал долг жены, - не отвечая на эти ласки.
Когда его кожа снова была гладкой, Китти стало немного легче, спокойнее. Она даже затянула процесс, повторно смочив полотенце и вытерев остатки пены для бритья. Проигнорировала тихий вздох Уолтера - вздох, в котором на сей раз не было ни усталости, ни насмешки.
Когда её муж стал выглядеть более похожим на человека, Китти схватила поднос и ретировалась.
Глава 5
В обед Уолтер был ещё сильнее раздражён из-за вынужденного бездействия и ограничений. Ел без возражений, но спросил, когда сможет встать. И ему не понравилось её решение продержать его тут ещё минимум неделю. Слово «минимум» чересчур ясно давало понять, что Китти продержит его дольше, если потребуется. Она сказала, что через несколько дней он может попробовать выйти на крыльцо и подышать свежим воздухом; думала, что, вероятно, ему нужно просто покинуть комнату, но он хотел работать. Это Китти отвергла.
Разумеется, она понимала его желание поскорее встать на ноги, чувствовать себя нужным и полезным, однако было очевидно, что сейчас Уолтера нельзя надолго оставлять одного. На днях Китти просматривала его заметки, пока делала уборку в кабинете (просто чтобы чем-нибудь заняться), и они дали повод предположить, что Уолтер намеренно заразил себя. Наблюдения относительно результатов были тщательно записаны его аккуратным – по крайней мере, пока болезнь не взяла своё – почерком. Человека, совершившего подобное, не стоит предоставлять самому себе.
Получив отказ, Уолтер огрызнулся на неё и велел уйти, оставить его в покое, пока он ест. Поняв, что он недоволен даже больше обычного, она поначалу согласилась.
- Я пришлю аму.
- Только попробуй, и я её уволю.
- Я всегда могу нанять её обратно, но если ты собрался её изводить, я останусь.
И она читала свой журнал, не обращая внимания на Уолтера, пока тот сердито разделывался с невкусной едой. Затем, как всегда, унесла поднос, однако, вопреки обыкновению, вернулась с колодой карт.
- Терпение, - поддразнила Китти, надеясь вытянуть Уолтера из мрачного настроения, - это просто игра, чтоб тебе сейчас скоротать время.
Улыбка не коснулась его глаз, но Китти сие проигнорировала. В последнее время это вошло в привычку – игнорировать его недовольство, отсутствие счастья; во всяком случае, теперь у неё были благородные причины. Если она притворялась, что всё в порядке, и избегала ссор, он тоже не мог поссориться с ней.
Они играли в молчании, строго по правилам, и Китти выиграла первую партию.
- Введём какое-нибудь новое правило, дорогая?
И вновь она пропустила мимо ушей насмешливость, с которой он произнёс это слово, превращающую выражение нежности в оружие. Он каждый раз едко напоминал, что Китти сознательно исключила его из списка тех, кому она дорога.
- Конечно, дорогой, дай-ка подумать. – Её собственный тон был не менее насмешливым. Она избегала открытой ссоры, но если он настаивает на обмене шпильками и колет в неё виной, Китти может уколоть Уолтера тем, что считает его совершенно непривлекательным. – Проигравший партию должен будет рассказать победителю секрет. Победитель выбирает, о чём спрашивать. – Она улыбнулась своим воспоминаниям. – Это была любимая игра в гостях, когда я была девочкой.
- Может, я больше не хочу знать про тебя никаких секретов.
Снова укол. Китти притворилась, что не почувствовала его, хотя напоминание было болезненным.
- Значит, мне лучше продолжать выигрывать.
Она проиграла. И, покусывая губу, в самом ужасном, неловком молчании ждала, когда Уолтер задаст свой вопрос. Человек подобрее мог бы спросить что-то лёгкое: про любимый цвет, про любимую песню. Уолтер не был склонен к доброте в её адрес несколько месяцев.
- Могла ли ты когда-нибудь полюбить меня?
Он не мог задать вопроса, более жестокого для них обоих. И Уолтер уже знал ответ. Он потупил глаза, отвернулся, слова готовились сорваться с губ.
- Прости. – Её голос дрогнул, подступающие слёзы сжимали горло. – Я давным-давно настроилась против тебя. Прости, Уолтер.
- Да, что ж… - он поперхнулся, откашлялся и сжал губы, восстанавливая самоконтроль. Худые руки нервно сжали одеяло. – Не думаю, что хочу продолжать эту игру.
Китти кивнула, собирая карты. В его словах был подтекст, другой смысл, но она не собиралась показывать, что понимает это, чтобы не беспокоить Уолтера лишний раз.
- Возможно, завтра, - предложила она с бессмысленной, наигранной весёлостью.
- Возможно, - устало согласился Уолтер, опускаясь на подушки. Они имел в виду: «Нет».
Глава 6
После полудня Китти, не зная, чем ещё отвлечь и Уолтера, и себя, пригласила Уоддингтона, спросив, сможет ли тот прийти на ужин.
- Уолтеру ужасно скучно, - промолвила она с притворной беспечностью.
- Конечно, ему скучно. Человека не радует необходимость лежать в постели и ничего не делать. – И он подмигнул ей, выражая сочувствие насчёт их затруднительной ситуации, которой на самом деле не существовало.
Уолтер больше никогда не разделит с ней постель. От этой мысли веяло одиночеством. Может, Китти и не испытывала желания к мужу, но ей не хватало того, как он целовал её на ночь. Поначалу она радовалась, когда этих поцелуев не стало. Ей больше не приходилось беспокоиться, что он захочет и возьмёт что-то большее, чем поцелуй. С покорным выполнением долга было покончено. Возможно, нелогичность возникла из-за беременности, но Китти отчаянно хотелось, чтобы её поцеловали на ночь. Она не высказывала это желание вслух и очень тщательно его анализировала, однако оно никуда не пропало; а появилось оно, когда она обнаружила, что ждёт ребёнка. Китти списала всё на нехватку настоящей человеческой близости и больше об этом не размышляла.
Уоддингтон пришёл около шести, и даже если б Китти его ненавидела, она всё равно была бы ему рада в тот вечер. Все трое ужинали в комнате Уолтера, и поскольку её муж ненавидел сцены, у него не осталось другого выхода, кроме как есть без возражений. Он не мог язвить в её адрес. На несколько драгоценных часов его ядовитая нежность ушла в отставку. Фактически он совсем не обращался к ней, даже по имени, сконцентрировав всё внимание на их госте. Что, разумеется, было только к лучшему.
- Вы должны снова прийти завтра, - сказала Китти, проводив гостя до дверей. – Я много дней не видела Уолтера таким оживлённым. – Очаровательная ложь легко соскользнула с её языка, однако Уоддингтон изучал собеседницу, задумчиво прищурившись.
- Полагаю, и впрямь не видели, - признал он, наконец. – Холера отнимает много тела, но придёт время, и он станет прежним.
Китти не стала говорить, что она, в общем-то, надеется на другое.
Глава 7
На следующее утро вернулись неудобства, которые таила в себе новая обязанность Китти – следить, чтоб Уолтер был побрит после завтрака. Казалось, супруг практически решил спровоцировать её на убийство; пока она делала приготовления, он особенно ядовито произносил якобы ласковые обращения. Он глумился, когда она кистью наносила пену ему на лицо, но потом… потом, когда её рука стала, слегка натягивая, придерживать его кожу, он полностью смолк. Горло Уолтера подёргивалось, дыхание участилось, став немного прерывистым, и Китти подумала бы, что он нервничает, если б не её вчерашнее случайно-мимолётное наблюдение. Она почти не сомневалась, что если сегодня осмелится по-настоящему взглянуть, то обнаружит на лице мужа то же выражение, что и прошлым утром. Естественно, она могла бы прояснить вчерашнее недоразумение и вручить Уолтеру бритву с оговоркой, что сама останется и присмотрит за ним, но, как ни странно, Китти хотела побрить его. Уж если она не может отдать ему себя, он получит от неё хотя бы это. И было необычайно захватывающим буквально держать в руках такую власть над ним через что-то столь простое и одновременно столь личное.
В обед вернулись карты… и катастрофа. После долгих уговоров Уолтер, исключительно от скуки, согласился опять сыграть, проиграл первую партию, и – придерживаясь вчерашних правил – Китти решила задать ему вопрос более приятный, чем тот, который он задал ей.
- Ты помнишь свой первый поцелуй?
- Живо. – Но он не улыбался.
Следующую партию выиграл Уолтер и в качестве ответного огня спросил её о том же. Усмехнулся, когда она сказала, что у неё осталось только смутное воспоминание о каком-то приехавшем из Америки мальчике с металлическими скобками на зубах, ей тогда было четырнадцать лет.
- Неудивительно, что ты забыла, - вывел он нарочито небрежно.
- Что ты имеешь в виду?
- Ничего, дорогая. Я лишь заметил, как легко ты, кажется, относишься к тесной близости.
Чарли, опять! Он всегда между ними, и Уолтер отказывался о нём забывать.
- Мы не можем быть друзьями? – раздражённо спросила она.
- Думаю, вряд ли.
Но она не позволила ему выпроводить её из комнаты, и они продолжили игру с мрачной решимостью; эдакий бескровный бой. Китти выиграла следующую партию и с вызовом попросила: раз он помнит поцелуй настолько живо, пусть расскажет, какой была та девушка.
- Оглядываясь назад, я понимаю, что ужасной. Но, к твоему сведению, дорогая, это была ты.
- Я? – Поражённая Китти приложила руку к груди. Уолтер глядел на неё ровно, хоть щёки стали ярче от признания, что в те свои двадцать с лишним лет он ни с кем не целовался до неё. – Так ты?.. – Она обошлась без слова «девственник». – Это приятно, - сказала Китти с лёгкой улыбкой и удивительной искренностью. И это впрямь было приятно. Мужчины одержимы идеей, что женщина должна хранить себя для них, что её надо завоевать и включить в список достижений, но Китти не знала никого, у кого она сама точно была бы первой. Без сомнения, у всех мужчин в какой-то момент должна появиться первая любовница, но если появлялась она до свадьбы, это ничуть не портило брачные перспективы мужчины, тут и говорить не о чем. Китти же много раз приходилось сдерживать собственные желания, когда руки начинали блуждать по телу или поцелуи становились слишком горячими. – Знать, что ты ждал.
- Да попросту случая не подворачивалось, - холодно объяснил он, - не льсти себе.
- Возможно, и впрямь не стоит, - тон Китти тоже стал холоднее, она обозлилась на Уолтера за то, что он отшвырнул очередную её попытку помириться. – Возможно, - она бросила свои карты на кровать, они рассыпались, но Китти было всё равно, – возможно, это глубоко нелестно – знать, что я была просто хорошенькой девушкой в нужном месте в нужное время. В тот сезон ты мог танцевать с любой другой и «влюбиться», - последнее слово она насмешливо выделила. – Ты никогда не любил меня! Ты хотел спать со мной и ты не хотел возвращаться в Гонконг один! Вместо меня мог быть кто угодно. Ты совершенно не знал меня.
Уолтер выронил свои карты, прежде смяв их.
- Не притворяйся, что это разбило тебе сердце, когда ты сама вышла за меня лишь затем, чтоб Дорис не пошла к алтарю первой!
- Твоя правда. – Китти встала, намереваясь уйти. Она разгладила платье, просто чтобы чем-нибудь занять руки. – Мы, мы оба сделали это по неправильным причинам. Я не любила тебя, а ты не любил меня. Но ты никогда не старался, Уолтер.
- Я давал тебе всё, что ты только могла попросить, - не отступался он, нервно поправляя одеяло, чтоб не смотреть на неё.
- И я ценила это, но этого не было достаточно. - Боевой настрой в ней угас, когда она увидела, с каким видом сидит Уолтер. Он опять её неправильно понял. – Да, ты был хорошим мужем, но никогда не говорил со мной. – При этих словах Уолтер поднял взгляд и собрался возразить, но Китти, понимая, что сейчас он её по-настоящему слышит, вновь присела и приложила палец к его губам. – Не о чём-то важном. Сегодня за два часа я узнала о тебе больше, чем ты когда-либо рассказывал мне за два года.
- Как бы ты отреагировала, если б в нашу первую брачную ночь я сказал тебе, что понятия не имею, что делать? – спросил он, когда она убрала палец. И сам за неё ответил с какой-то несчастной и непоколебимой уверенностью: - Ты бы рассмеялась.
Китти сгоряча чуть не вспылила снова, но сдержалась.
- Едва ли я знала больше тебя, - тихо поведала она ему. – И если б ты спросил, то смог бы сделать лучше.
Он вздрогнул, основательно покраснел, и Китти с опозданием сообразила, что сформулировала свою мысль самым ужасным из возможных способов.
- О боже, я не имела в виду…
- Ты не собираешься уходить, Китти? – Он улёгся, повернувшись к ней спиной. – Я хотел бы отдохнуть.
И она ушла, только потому, что знала: он будет глух ко всему, что она скажет.
Присутствие Уоддингтона в тот вечер опять подарило недолгую передышку. Он заставлял их обоих смеяться и не думать друг о друге. Но, проводив его до двери, Китти вернулась в комнату мужа.
- Тебе что-нибудь нужно?
- Не сегодня, спасибо. – На миг он приоткрыл рот шире, словно собираясь сказать что-то ещё, но остановил себя прежде, чем успел отпустить в её адрес очередную колкость.
Китти кивнула.
- Спокойной ночи, Уолтер.
Когда Китти уходила, ей показалось, что она услышала слабое: «Спокойной ночи, дорогая» без намёка на яд, портящий сладость.
Глава 8
На следующее утро Уолтер, более тихий, чем обычно, вознамерился взять бритву сам, хотя и сказал, что не возражает, если Китти подержит для него зеркало. Она отказалась, взявшись за дело с обновлённым воодушевлением, почти признательностью. Интересно, мужчина, узнав, что был первым, чувствует себя так же? У неё было ощущение, будто Уолтер каким-то необъяснимым образом принадлежит ей. Этим утром она осмелилась посмотреть ему в лицо, пристально разглядывала приятные очертания рта и подумывала о том, чтоб украсть с его приоткрытых губ один из тех поцелуев, по которым скучала. Видимо, он почувствовал её взгляд, потому что шевельнулся и открыл глаза, посмотрел на неё.
Его тёмные глаза были даже темнее обычного, в них читалось неожиданно смелое желание; впрочем, в своей любви к ней он всегда был несамокритичен, и Китти горько сожалела, что ни разу не воспользовалась этим фактом. Что, если вместо того, чтобы просто терпеть его присутствие, она бы стремилась сделать так, чтоб Уолтер раскрылся, в минуты, когда он был наиболее раскован? В конце концов, нельзя сомневаться – принять или не принять обнажённый разум того, чьё обнажённое тело обнимаешь.
Всё, что она могла сделать, это контролировать ритм дыхания; от понимания, что Уолтер за ней наблюдает, движения поднимавшейся и опускавшейся груди стали прерывистыми и неровными. Китти облизнула внезапно пересохшие губы и услышала приглушённый звук, который прекрасно знала. В самом начале Китти не говорила мужу «Нет» слишком часто – неважно, насколько ей не нравилось в супружеской постели, - только когда приходилось признаваться в женских «неприятностях» (и никто не мог бы пожелать мужа предупредительнее, Уолтер никогда не досадовал, заботясь о её комфорте); правда, у неё нередко болела голова потом – после того, как Китти пустила в свою постель Чарли. Звук, сейчас сорвавшийся с губ мужа, был тем же полувздохом-полустоном тщетного желания, который Уолтер издавал, когда, поцеловав Китти на ночь, получал мягкий, но однозначный отказ. Сейчас этот звук подействовал на неё неожиданно сильно, и она тяжёло сглотнула. Подняла глаза, встретилась взглядом с Уолтером и неуклюже переместила бритву - поранив ему шею и, к своему облегчению, разрушив чары.
- Ой, прости! – Радуясь возможности хотя бы ненадолго отвлечься, она поспешила в ванную за пластырем. Полученного времени Китти не хватило, и, вернувшись, она неловко, суетливо и бестолково пыталась прилепить пластырь на подбородок мужа под неудобным углом.
- Дорогая, - рука Уолтера накрыла её руку и чуть сжала, прежде чем убрать от лица. – Дорогая, - повторил он, и Китти вздрогнула, поняв, что в его голосе нет ничего, кроме нежного поддразнивания, - всё нормально. Я не истеку кровью до смерти.
Взволнованная, она опустила взгляд и вдруг рассмеялась. Это чересчур абсурдно! Она суетится по пустякам, а Уолтер с лицом, наполовину покрытым пеной, называет её «дорогая». Осмелившись поднять глаза, она обнаружила, что он наблюдает за ней почти как в старые времена; знакомое обожание соединялось с замешательством от её внезапной истерики. Замешательство только усилилось из-за слабой жестикуляции Китти, указывающей на своё лицо, и это тоже было смешно; а когда она, наконец, донесла до него, что к чему, он расхохотался вместе с ней. Нелепо – до чего же долго они смеялись, но это давало выход напряжению последних нескольких месяцев, потому они не остановились, пока Уолтер не начал задыхаться, а Китти не повалилась на спину, держась за живот.
И вдруг она осознала, что распростёрлась на постели своего мужа. Здоровый – и счастливый в браке – мужчина мог бы воспользоваться ситуацией. Счастливая в браке женщина поощрила бы начинание. Уолтер не был ни здоров, ни счастлив в браке, и Китти не могла сказать, что она счастлива, могла лишь сказать, что поощрила бы его. Какое-то опасливое выражение закралось в глаза Уолтера, и её внезапно охватило плохое предчувствие.
- Китти… Неважно.
- Нет, продолжай. – Она приподнялась на локтях, полностью сосредоточив внимание на нём.
- Если бы я спросил, - начал он, переводя взгляд с неё на стену. Затем на дверной проём. Он словно попал в ловушку, загнал сам себя. Искал способ сбежать, но всё же подавил это. – Или был, - ему нелегко далось следующее слово, - лучше, - сделанное ударение не оставило никаких сомнений в смысле. – Ты бы всё равно… с Таунсендом?
Ох, ну почему ему надо было всё испортить! Едва эта мысль пришла ей на ум, Китти сочла себя ужасно несправедливой. Момент располагал к откровенности, Уолтер, видимо, тоже это понял и воспользовался возможностью прояснить и принять вчерашние слова. Он разговаривает с ней, он старается. И помоги ей боже – она была в полном смятении оттого, что ему понадобилось сделать это именно сейчас, когда они были так счастливы всего несколько мгновений назад; хотя и знала, что при других обстоятельствах это было бы попросту невозможно - в более «трезвый» момент Уолтер бы держал язык за зубами.
- Я не знаю, - сказала она ему, снова упав на кровать и позволив себе закрыть лицо руками. – Я просто не знаю.
Глава 9
На несколько дней они глуповато вернулись к обыкновению не разговаривать друг с другом. Она не сомневалась: Уолтер надеялся на другой ответ и теперь сожалел, что вообще спросил; а Китти было стыдно, что она не могла дать ему ответ, который он хотел. Впрочем, она поступила верно. Если б вежливо преуменьшила своё неудовлетворение из-за его неумелости, это лишь оскорбило бы Уолтера ещё сильнее; а полное отрицание сего факта дало бы совершенно ложную надежду. Он не был для неё привлекательным настолько, чтоб полюбить его, а когда она поняла, что Уолтера можно поддразниваниями выманить из панциря, было уже слишком поздно; её новоиспечённая игривость с мужем появилась исключительно из-за новоиспечённого счастья с Чарли. Будь Уолтер более умелым любовником, но «прежним» во всех остальных аспектах, роман с Чарли у Китти всё равно случился бы, только попозже.
Однако наступило утро, когда она уже не могла просто проскользнуть в его комнату, молча посидеть, пока он ест, и снова выскользнуть. Уолтер если не полностью восстановился, то, по крайней мере, поправился достаточно, чтобы передвигаться по дому. Когда он присоединился к ней за столом во время завтрака, она чуть нахмурилась, отметив, что его одежда всё ещё ему не впору. Хмурость усилилась, когда Китти увидела, что лицо у него гладкое.
- Тебе нельзя оставаться одному с бритвой. – Почему-то она чувствовала себя обманутой от того, что он побрился без её помощи. Словно у неё отняли нечто ценное.
- Наша ама была со мной, - он слегка улыбнулся, повернув лицо в одну, потом в другую сторону, как бы предъявляя ей на проверку, после чего закатал рукава до локтей, дабы показать, что руки тоже невредимы. – Я не делал глупостей.
- Всё равно я бы… предпочла, чтоб было по-прежнему. – Вспыхнув, она опустила взгляд на свою тарелку, надеясь, что её требование можно объяснить чувством долга.
- О, - произнёс он, приятно удивлённый. – Ладно. – Если он и понял, в чём дело, то не стал напирать на это и заставлять её краснеть сильнее.
После завтрака Китти позвала его посидеть с ней на веранде, подышать свежим воздухом, который, как она обнаружила, успокаивал её желудок. Уолтер мог дойти сам, но она поддерживала его, приобняв за талию, и он лишь формально продемонстрировал признаки протеста, которые были проигнорированы. Когда они вместе сидели на ступеньках, окружённые воздухом, малость более прохладным, чем внутри дома, она осмелилась снова заговорить об их проблемах.
- Мы не очень подходим друг другу, ты же знаешь. – Китти обхватила колени и вытянула шею, чтоб её лицо было подальше от Уолтера.
Уолтер пересел на ступеньку выше, подпёр рукой подбородок.
- Да, - согласился он.
- То, что развлекает тебя, наводит скуку на меня, а то, что наводит скуку на меня, развлекает тебя.
- Да. – На мгновение воцарились спокойствие и тишина, нарушаемые лишь пением ранних птиц. – Для тебя настолько ужасно, что я выжил?
- О, нет! Пожалуйста, не думай так! – Она с тревогой обернулась, наклонив голову, чтобы посмотреть в его опущенные глаза. – Нет. Я хотела… - Она прокрутила в своей голове множество слов, ища правильные. Те, которые не ранят. Не было ни одного. – Я никогда особенно не хотела быть замужем, и тут я увидела свободу. А потом, полагаю, почувствовала себя обманутой из-за того, что это так быстро пропало.
Его улыбка была полна сожаления.
- Развод тебя устроит?
- Развод? – прошептала Китти, разум устремился на поиски подвоха. – На каких условиях?
- Ни на каких, - поспешил заверить Уолтер, для убедительности взяв её руки в свои. – Это дружеское предложение. Мы могли бы сделать всё тихо, как ты и хотела.
- Можно мне немного подумать?
- Конечно, - сказал Уолтер с некоторым удивлением.
И немудрено, что он удивился – Китти сомневалась, хотя раньше чрезвычайно ясно давала понять, что хочет быть от него подальше. Однако теперь она начала чувствовать, что её как-то странно тянет к Уолтеру. Она получит свободу, да, но мысль, что он может снова жениться, сдавливала горло. Секс с Чарли стал так мало для неё значить через некоторое время, она забыла его лицо и уяснила, что была лишь одной из многих. Некогда она предполагала, что только гордость Уолтера была ранена её изменой, но сейчас-то понимала, что сломала в нём нечто более глубокое. Уолтер был чрезмерно замкнутым, но он любил её всем своим существом, пусть и не умел этого показать. Она всегда знала, что в их постели он наиболее уязвим, и думала, что какая-нибудь другая женщина, воспользовавшись этим, истончила бы его броню – возможно, не упустив шанс вызвать на откровенность, которым Китти пренебрегла, и привязав Уолтера к себе даже сильнее прежнего, - но для Китти это было выше её сил.
К концу дня у неё по-прежнему не было ответа для Уолтера, и он давал спокойный отпор её попыткам завести стороннюю беседу или отвлечь внимание. Прямо сейчас он хочет только одного разговора, сказал Уолтер, а до тех пор для его нервов будет лучше, если они не станут говорить ни о чём другом. Китти захотелось кричать. Откуда ей знать, сможет ли она остаться в браке с ним, если он с ней снова не разговаривает? Отчасти его молчаливость в своё время и оттолкнула Китти.
- Уолтер, помилуй! Я сойду с ума, если ты не поговоришь со мной. – Она уже была порядком на взводе к моменту, когда Уоддингтон ушёл – ушёл прискорбно рано, поскольку его чутьё на неприятности работало безошибочно, даже если он толком не знал причин. Едва дверь за ним закрылась, как расстройство, которое Китти подавляла, взорвалось.
- Прости, - вымолвил Уолтер искренне. – Я не знаю, что сказать. Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказал.
- Что угодно, пожалуйста!
- Лучше не надо, - произнёс он категорично, но добавил: «дорогая» вдогонку, чтобы смягчить общее впечатление.
Она снова начала наслаждаться этим словом - из него исчезли иглы. Но даже при том не могла заставить себя как-нибудь ласково назвать Уолтера в ответ, да и отказалась от затеи окончательно, когда они заключили перемирие по умолчанию.
Отредактировано Б.Е.С. (2017-12-20 21:00:20)