Сеть Ариадны
  Миссис Фостер не упускала случая сказать, что никогда не жалуется. После этого почтенная женщина обычно подробно перечисляла, на что именно она не жалуется: неблагодарные дети, бестолковая прислуга, плохая погода, сварливые соседи. Особое место в списке занимали проблемы со здоровьем - и слабое сердце, и больные лёгкие, и ломота в суставах, и рези в желудке, и жар во лбу, и холод в ногах. Так что никто из родных и знакомых не удивился сильно, когда миссис Далия Фостер скончалась от сердечного приступа у себя дома в возрасте пятидесяти восьми лет. Но её медиум, мисс Ариадна, заявила: это убийство. «Убийство, убийство, убийство, - неистово бубнила она, пугая окружающих отсутствующим взглядом. - В этом доме совершилось убийство, я знаю». Семья настолько извелась, что обратилась в полицию.
  Разобраться в деле поручили инспектору Монтгомери – человеку уравновешенному, ироничному, умудрённому и житейским, и профессиональным опытом. Упитанный усач Монтгомери обладал обманчивой наружностью добродушного простака, незнакомые люди зачастую недооценивали его, что не раз помогало в расследованиях.
  Дом Фостеров был небольшим, но скромность размеров и обстановки компенсировалась идеальным порядком. Наличие покойника не может не повлиять на атмосферу, однако инспектор чувствовал, что и до смерти миссис Фостер здесь далеко не всегда царило веселье. Ощущалась застарелая тяжесть, словно невидимая пыль, которой покрылось всё вокруг.
  Сами Фостеры принадлежали к типичному лондонскому среднему классу, однако дочери усопшей не преминули сообщить, что раньше семья была богата. Про себя Монтгомери окрестил этих особ опытными старыми девами. Обе не вчера миновали порог тридцатилетия; симпатичные, но невыразительные, вроде не слишком похожие внешне, но мало чем друг от дружки отличающиеся. Монтгомери уже завтра не сможет вспомнить, кто из них Эбигейл, а кто Элиза.
  В доме также обитал их старший брат, первенец покойной миссис Фостер и ещё более покойного мистера Фостера. Несколько месяцев назад Альберт женился, и жена его тоже жила здесь. Вот она-то произвела на Монтгомери впечатление. Мэри Фостер была не моложе и уж точно не красивее Элизы или Эбигейл, зато обладала индивидуальностью, ясным собственным «я». Видимо, за это золовки её и недолюбливали. Эбигейл вовсе обвиняла напрямик, тыча пальцем:
  - Конечно, здесь было убийство! Это она убила маму! Она довела её до болезни, издевалась над нею, не проявляла никакого понимания, не верила, что мама больна, не ухаживала за ней!
  «Другими словами, не позволила сесть себе на шею и отказывалась подчиняться капризам свекрови, которая любила строить из себя больную, чтобы домашний мир вращался вокруг неё», - заключил Монтгомери. За полчаса он успел составить довольно верное представление об этом семействе.
  Обвиняемая слушала с поразительным спокойствием и почти умильно смотрела на Эбигейл своими большими тёмно-серыми глазами. У Мэри было некогда круглое, теперь же оквадратившееся лицо, хорошая, хотя уже не первой свежести, кожа (особенно отчётливо прорисовывалась носогубная морщинка справа), здоровый румянец на щеках. Прямые светло-русые волосы едва доходили до плеч, она их укладывала, но не заплетала. Рост, наверное, лишь немного превышал пять футов, и на всём её тоненьком, но пропорциональном теле едва ли нашлась бы хоть унция лишнего жира. Оттого сильнее бросался в глаза выступающий живот. Мэри Фостер ждала ребёнка. «Срок - месяца четыре, может, пять», - прикинул Монтгомери, гордый отец троих детей.
  Альберт, в отличие от жены, только и ждал возможности выплеснуть бурлящие эмоции.
  - Хватит! – прикрикнул он, впиваясь в сестру гневным взглядом. Худой, нескладный и бледный, он при вспышке гнева смотрелся бы смешно, если б был чуть менее зол. – Не смей обвинять Мэри! Она принесла маме гораздо больше пользы, чем вы обе, вместе взятые, с вашим кудахтаньем!
  Тут возмутилась Элиза, которую ни за что ни про что причислили к кудахчущим, и горячо поддержала Эбигейл, заявив, что Мэри – дьявол в юбке, а Альберт – никчёмный подкаблучник.
  - Эбигейл права, - причитала Элиза, - и наш медиум тоже! – Судя по интонации, она считала наличие у семьи собственного медиума неоспоримым признаком хорошего тона.
  - Ради бога! – взревел Альберт. – Двадцатый век на пороге, а вы верите в такую ерунду! Верите всяким шарлатанкам!
  - Шарлата-а-анкам? – взвыла Эбигейл, уперев руки в бока. – Эта «шарлатанка» была нашей матери ближе тебя, она поддерживала её, когда ты от нас отвернулся!
  Ссора нарастала, как снежный ком. Настал момент, когда в слившихся воедино выпадах и упрёках нельзя было различить чей-то отдельный голос.
  - Не хотите ли чаю, инспектор? – безмятежно предложила Мэри. Она кивнула на ссорящихся. - Это не продлится долго, но не думаю, что Вам хочется терять время попусту. Я постараюсь ответить на Ваши вопросы, а там, глядишь, эта троица успокоится, тогда сможете продолжить разговор с ними.
  Не то чтобы брат и сёстры не заметили ухода Мэри и Монтгомери. Заметили, да решили, что доругаться важнее.
  Мэри привела инспектора в маленькую чистую кухню, поставила чайник, достала чашки и миску со сдобой. Вынула из шкафчика пёструю жестяную коробочку из-под конфет, легонько встряхнула.
  - Может быть, желаете кофе?
  - Нет, благодарю.
  - Уверены? Арабский, очень хороший. – Мэри ухмыльнулась. – И очень дорогой тоже, приходится брать редко и понемногу. Но я люблю иногда побаловать себя им.
  - Я предпочитаю чай, - вежливо открестился Монтгомери.
  Пару секунд Мэри задумчиво изучала коробку, но в итоге вернула на место - не время разводить кофейную церемонию.
  - Вы прямо как моя родня, - улыбнулась она, насыпая заварку в пузатый блестящий чайник. – В этой семье тоже никто не любит кофе. – Улыбка обернулась усмешкой. – Зато любили попрекать меня тратами на него, будто я закупаю кофе тоннами.
  «Любили, - отметил Монтгомери. – Прошедшее время. Значит, попрекала свекровь».
  - Они не всегда такие, - продолжала Мэри. Заварив чай, она присела за стол напротив Монтгомери. – Обычно у нас дома гораздо спокойнее, но сейчас они расстроены, раздражены и напуганы.
  - Из-за заявлений об убийстве?
  - Да. – Видно было, что саму её это тоже нервирует, однако не пугает.
  - Расскажите мне подробнее о мисс Ариадне; кажется, так её зовут?
  - По крайней мере, она так представлялась, но я не уверена, что это её настоящее имя.
  Монтгомери покивал. Медиумы часто берут звучные псевдонимы.
  - Где она сейчас?
  - Не знаю и не хочу знать. – Мэри прервалась, чтоб разлить чай по чашкам, быстро и чрезвычайно аккуратно. – Мне думается, Ариадна пыталась произвести впечатление, сказать что-нибудь эдакое, мистическое, а получилась буря, вышедшая далеко за пределы стакана воды. Признать свою ошибку она не могла, потому продолжала настаивать, придумывала оправдания и доказательства, сплела целую сеть, а потом исчезла, чтоб не отвечать за последствия.
  Монтгомери сделал глоток чая, попробовал сдобу. И то и другое оказалось вкусным.
  - Откуда вообще взялась мисс Ариадна?
  - Это было до моего появления здесь, лучше спросите остальных. Но из того, что рассказывал Альберт, могу предположить, что Далия познакомилась с Ариадной не то на сеансе, не то на закрытом вечере, когда только начала увлекаться спиритизмом.
  - Сильно увлекалась?
  - Не слишком. По-моему, ей нравилась компания Ариадны, а Ариадне нравилось, что её бесплатно кормят. Она заглядывала несколько раз в месяц, поболтать, послушать рассказы Далии о молодости и оставалась на обед или ужин.
  - То есть она не из тех медиумов, которые проводят сеансы за большие деньги?
  - Определённо. Не похоже, чтобы у неё не было отбоя от клиентов.
  Её манера речи заставила Монтгомери задуматься. Мэри не просто умная, она образованная. Вряд ли из богатой семьи; вероятно, самоучка.
  - Простите за вопрос, миссис Фостер. Вы первый раз замужем?
  Мэри покраснела, однако не рассердилась и не стала смущённо жеманничать.
  - Да.
  В мозгу инспектора мелькнула теория. Поскольку Монтгомери был опытным полицейским и проницательным человеком, неудивительно, что теория совпала с реальностью, хотя сам он об этом никогда не узнал доподлинно.
  Умная и образованная женщина, наверняка с амбициями; с собственным мнением. Такие по молодости обычно ждут кого-то, кто будет если не разделять их мнение, то прислушиваться к нему и уважать. А ведь мужчину несложно напугать подобными запросами, тем более если они приправлены остроумными высказываниями. Многие мужчины откровенно опасаются умных женщин, потому самые умные женщины свой ум обычно скрывают. Мэри становилась старше и старше, а понимающий прогрессивный принц всё не появлялся. В конце концов, ей пришлось прикинуться покладистой и скромной (не исключено, что ещё и дурочкой), дабы не упустить последний шанс. Для Альберта она тоже была шансом далеко не первым. Оба они вступили в брак, мягко говоря, перезрелыми. Похоже, старшая миссис Фостер держала детей при себе, играя на чувстве вины, периодически прикидываясь умирающей; а им, привыкшим чуть ли не с младенчества, и в голову не приходило, что это неправильно. Однако лишняя помощь в хозяйстве не помешает, да и внуков всё-таки хочется, вон, у всех приятельниц уже по нескольку штук. В один прекрасный день Далия Фостер смирилась с тем, что хоть кто-то из её детей должен вступить в брак, возможно, сама начала подталкивать. Кандидатура Мэри показалась ей идеальной – отчаявшаяся, забитая, тихая старая дева, такая на что угодно согласится, лишь бы быть замужем, ею без проблем можно будет помыкать. Но вскоре после замужества Мэри явила истинный характер. Далия была в ужасе или, скорее, в ярости, но дело сделано, ничего не изменишь. А когда оказалось, что Мэри беременна, Альберт стал безоговорочно вставать на её сторону в любом вопросе, отваживаясь на конфликты с матерью.
  - Что у Вас с волосами? – Порой Монтгомери без переходов спрашивал о вещах, вроде бы не связанных между собой, сбивая собеседника с толку и внимательно наблюдая за реакцией.
  Тронув кончики волос, Мэри усмехнулась и посмотрела Монтгомери прямо в глаза.
  - Дражайшая свекровь подпалила мне их свечой месяц назад. – Она на секунду прикрыла глаза и добавила, нарочито переигрывая: - Разумеется, совершенно случайно.
  А ведь это мотив или часть мотива. Мэри приходилось тут несладко, ей в голову могла прийти мысль об убийстве. И с тем же успехом мысль могла посетить раскабалённого Альберта или одну из его сестёр, озлобившихся от женского одиночества и разглядевших истинную причину своего несчастья.
  Надо будет попросить сержанта Патрика, чтоб он велел одному из констеблей обойти ближайшие аптеки, вдруг кто-нибудь из родственников покойной недавно покупал сильнодействующие лекарства, а то и яд. Мэри, разумеется, купила бы не рядом с домом, а на другом конце Лондона; ну да попытаться всё равно стоит.
  Между тем ссора в гостиной не прекращалась. Доносившиеся оттуда голоса становились всё громче, интонации всё резче, и хотя до драки не дошло, стало решительно невозможно и дальше игнорировать происходящее.
  - Простите, - Мэри встала. – Похоже, мне всё-таки придётся вмешаться.
  - Вам нужна моя помощь? – Монтгомери не хотелось бы выставлять маленькую женщину, пускай и потенциальную подозреваемую, одну против разъярённой троицы.
  - Нет, - угадав его мысли, Мэри улыбнулась. – Мой муж – добрый, спокойный человек, он никому не причинит вреда. Элиза и Эбигейл тоже неплохи, если и обидят муху, то только на словах. У них всех тихий нрав. – На лице Монтгомери столь отчётливо вырисовалась фраза «Оно и видно, точнее, слышно», что не было необходимости произносить её вслух. - Обычно они другие, особенно Альберт, поверьте. В доме горе, у них умерла мать, а мы даже не можем начать готовиться к похоронам, потому что не знаем, можно ли погрести тело, или полиция затребует его для осмотра.
  - Осмотр - недурная идея. – Монтгомери пристально смотрел на собеседницу и увидел, как досадливо дрогнули её губы и сдвинулись брови. Что это? Понятное недовольство из-за предстоящей канители и задержки, или же настороженность, близкая к испугу?
  Когда Мэри и Монтгомери возвращались в гостиную, инспектор подумал, как обидно будет, если окажется, что вся суета впустую и Далия Фостер умерла своей смертью. А какая-то Ариадна поставила на уши целую семью, взбудоражила их, оставив в шаге от нервного срыва, они же теперь не могут думать ни о чём другом… Минуточку.
  - Миссис Фостер, - Монтгомери замер, Мэри остановилась и повернулась к нему. – Есть в доме нечто ценное, но не бросающееся в глаза?
  Мэри поглядела на него удивлённо, хотя позднее удивлялась не догадке инспектора, а тому, что сама не подумала об этом в первую очередь. Всё-таки не зря говорят, что беременные становятся рассеянными.
  - Что Вы имеете в виду?
  - Что-то дорогостоящее, что нетрудно украсть, но так, чтоб это не сразу заметили, в особенности если переключить внимание домочадцев на выдуманную проблему.
  Через две минуты инспектор Монтгомери, Мэри и оборвавшие распри Альберт, Эбигейл и Элиза стояли в комнате Далии. Комната сама по себе не отличалась светлотой, изяществом или яркостью, и накрытое покрывалом тело нисколько не добавляло обстановке жизнерадостности.
  - Их нет, они пропали! – воскликнула Эбигейл, на правах старшей дочери владевшая ключом от шкатулки, где мать хранила свои драгоценности. – Пропали! Пропали мамины украшения!
  Резная деревянная шкатулка выскользнула из её ослабших рук и с громким стуком упала на пол, лишь чудом не расколотившись пополам.
  Наступившее гробовое молчание прервал нервный, но искренний хохот Мэри. Она тряслась от смеха, прижимаясь к стене, закрывая рот ладонью, и была не в силах остановиться. Альберт ограничился солидарной улыбкой. Они с Мэри никогда не говорили об этом, но оба понимали, что к чему.
  В отличие от Эбигейл, Элизы, а теперь и инспектора Монтгомери.
  - Что смешного? – надулась Элиза.
  Мэри продолжала смеяться, правда, уже менее громко.
  - Так ведь драгоценности явно были поддельными, - объяснил Альберт, приобнимая жену одной рукой. – Иначе стала бы мама хвастаться ими всем подряд и хранить в обычной деревянной шкатулке на виду?
  У семьи случались непростые, близкие к катастрофе времена, и если б Фостерам не пришлось распродать ценные украшения, оставив лишь сносную бижутерию, это было бы настоящим чудом.
  Теперь, когда всё встало на свои места, Альберт успокоился и стал собой. Он бережно поцеловал утихшую жену в висок, а она погладила его по руке.
  Монтгомери подумал, что эти двое счастливы вместе. У них не бурная, сметающая всё на своём пути любовь, о которой пишут в романах, но крепкое и тёплое чувство, основанное на взаимном уважении и подкреплённое взаимной поддержкой.
  И всё-таки тело Далии Фостер нужно осмотреть. То, что мисс Ариадна врала, не значит, что женщину не убивали. Инспектор видел смерти от сердечного приступа и у более молодых людей, но всё же пятьдесят восемь лет это далеко не критичный возраст. По сути, Далию должна была ненавидеть вся её семья.
  Монтгомери распорядился переправить тело в больницу Святого Томаса, где работал врач, сотрудничающий с их полицейским участком.
  Наутро случилось то, на что Монтгомери даже не надеялся, - к нему доставили мисс Ариадну (в миру Кэтрин Карпентер), которую задержали за попытку продать ювелиру фальшивые драгоценности.
  Нельзя было не признать, что облик её идеально подходит для ремесла медиума: волосы цвета воронова крыла, фарфорово-бледная кожа и чёрные глаза с поволокой, невесомая походка, плавные движения.
  Она не пыталась оправдываться, лишь ухмылялась, осознавая, что раз драгоценности фальшивые, наказание будет достаточно мягким. Однако напоследок, когда её выводили из кабинета, Кэтрин обернулась и, сверкнув беспроглядно-тёмными глазами, бросила инспектору:
  - Я украла, но я не лгала. В доме Фостеров впрямь совершилось убийство. – Она сделала паузу, будто слова, которые предстояло произнести, её саму приводили в замешательство. – Просто ещё никто не убит.
  - Что это значит? – нахмурился Монтгомери. Он не любил эти псевдотаинственные штучки и попытки жуликов окутать себя аурой загадочности.
  - Понятия не имею, - вздохнула Кэтрин.
  Дело Фостеров было у Монтгомери отнюдь не единственным, и он погрузился в другие служебные заботы.
  К вечеру доктор Барлоу прислал заключение: нет ни единого намёка на то, что Далия Энн Фостер была отравлена либо убита иным способом; никаких следов яда и прочих признаков насильственной смерти.
  С ума сойти, сколько времени и усилий псу под хвост! Монтгомери был раздосадован, но ещё сильнее досадовал констебль Лэйн, который угробил полдня на обход аптек и опрос аптекарей.
  - Я думал, это хотя бы самоубийство, - пропыхтел Лэйн обиженно. – Она точно не отравилась?
  - Настолько точно, насколько можно доверять доктору Барлоу, - сказал сидящий за столом Монтгомери. Он успел достать записи по другому делу, однако сейчас оторвался от них. – Откуда у Вас мысли о самоубийстве? – Инспектор ухмыльнулся. – О самоубийстве Далии Фостер, я имею в виду.
  - Один из аптекарей вспомнил, что она приходила к нему за крысиным ядом в прошлый четверг.
  - Ей продали?
  - Нет, они его не продают, но аптекарь подсказал ей, где им торгуют. Я зашёл в ту лавку, и продавец подтвердил, что миссис Фостер действительно купила у него отраву для крыс.
  Монтгомери поднял брови лишь слегка, ибо покупка крысиного яда ещё ничего не значила, это могло быть обычным хозяйственным приобретением.
  - Вы записали показания?
  - Конечно.
  - Продавцу не показалось, что миссис Фостер была расстроена или напугана?
  - Вроде нет. Она и раньше покупала у него разные товары, и он говорит, что она вела себя как обычно. Его только удивило, что ей нужен был коричневый яд.
  - Коричневый?
  - Да, она так и потребовала: именно коричневый, чем темнее, тем лучше, можно даже чёрный.
  Шестерёнки разума вращались в голове Монтгомери, набирая обороты. Оказывается, он разгадывал совсем не ту головоломку, но теперь у него появились нужные кусочки, очень быстро сложившиеся в единую картину.
  - И подходящий яд нашёлся?
  Инспектор, словно ошпаренный, выскочил из-за стола прежде, чем Лэйн успел прибавить «Да» к своему кивку.
  Трясясь в кэбе, Монтгомери едва сдерживался, чтобы вслух не крыть последними словами то слишком неторопливого, по его мнению, кэбмена, то лошадь, то уличное движение в целом.
  Быстро опускались осенние сумерки, вместе с темнотой город окутал туман, тусклая белизна которого не разбавляла, а подчёркивала наступающую тьму. Размытые пятна фонарей напоминали бусины разорванного ожерелья. Люди торопились, стремясь поскорее выбраться из этой мрачности и оказаться под защитой стен и домашнего света.
  Добравшись до порога Фостеров, инспектор позвонил и сразу начал барабанить в дверь.
  Открыла девушка в тёмном платье и некогда белом, но безнадёжно застиранном переднике. Вчера она в доме не находилась – Мэри отпустила, ибо не было ясности ни по похоронам, ни по поминальному обеду, и Бетти только без толку слонялась бы из угла в угол
  - Миссис Фостер дома? – выпалил запыхавшийся Монтгомери.
  Сперва Бетти округлила глаза, но в следующую секунду сообразила, что он спрашивает не об умершей хозяйке. Видимо, к Далии гости приходили гораздо чаще, чем к Мэри, и девушка автоматически подумала о старшей миссис Фостер.
  - Да. – Сказать большего Бетти не успела.
  Перешагнув порог, Монтгомери отстранил её и направился в гостиную.
  Представшая пред ним картина была столь идиллической, что инспектор не поверил своим глазам. В камине весело потрескивал огонь, Элиза и Эбигейл вышивали при свете ламп, сидя в стоящих рядом креслах, и мило переговаривались с Мэри, судя по всему, только что принесшей чай. Сама Мэри устроилась на диване, подле мужа, который ласково её обнимал и до вторжения Монтгомери наверняка поглаживал по животу.
  - Инспектор? – удивилась Мэри.
  - Инспектор? – одновременно с женой произнёс Альберт, поднимаясь. – Что случилось?
  Монтгомери глядел на Мэри.
  - Миссис Фостер, когда Вы последний раз пили кофе?
  Другая на её месте принялась бы хлопать ресницами и спрашивать-переспрашивать: «Кофе? Какой кофе? Какое это имеет значение?» Но Мэри понимала, что он и так всё объяснит, а сначала лучше ответить.
  - Около недели назад. – Она призадумалась. - Наверное, чуть больше. В прошлый понедельник, мне кажется.
  - Могу я посмотреть ту коробку?
  Мэри позволила себе вопросительно изогнуть бровь, но без возражений отправилась на кухню. За нею пошли и инспектор, и домочадцы.
  - Что всё это значит? – растерянно спросил Альберт у Монтгомери.
  - Признаться, я очень надеюсь, что ничего, - вздохнул тот, - но не хочу рисковать.
  Мэри достала коробку с кофе и протянула Монтгомери.
  - Держите.
  - Благодарю. – Он взял коробку за донышко. – Есть ли в доме ещё продукты, которые употребляете только Вы, миссис Фостер?
  - По-моему, нет.
  - Уверены? Как насчёт шоколада или чего-то подобного?
  - Нет-нет, - Мэри покачала головой. – Я уверена. Объясните, в чём дело.
  Гость снова вздохнул и крайне осторожно сообщил:
  - Видите ли, у меня есть основания предполагать, что в Ваш кофе подсыпали крысиный яд.
  Как позже показал анализ, Монтгомери не ошибся.

Конец
(6 — 25 декабря 2018 г.)