Поговори со мной
1
Сейчас
  Я расправила фату, поправила волосы и оправила подол, после чего ободряюще улыбнулась отражению в зеркале. И снова залюбовалась своим свадебным платьем цвета слоновой кости. Незамысловатое, без украшений и пышностей, на бретельках, с мягко струящимся подолом, на первый взгляд оно казалось простым, на второй становилось ясно, что наряд не из дешёвых. Воистину гениальный покрой хорошо маскировал недостатки фигуры и ещё лучше подчёркивал достоинства.
  Дверь не издала ни звука, я не заметила, как она открывалась, просто в зеркале рядом со мной вдруг появился Рокстон.
  - Здравствуй, - как ни в чём не бывало поприветствовал он.
  - Здравствуй, - таким же небрежным тоном отозвалась я.
  Но ситуация получалась странная. Во-первых, мы находились в женском туалете одного из самых дорогих отелей Лондона. Во-вторых, последний раз встречались в октябре 2019 года, то есть не виделись больше двух лет, и не сказать, что расстались друзьями (кем мы расстались, это вообще отдельный, долгий разговор). Рокстон был последним человеком, которого я ожидала и хотела увидеть на своей свадьбе. Больше того, он сам вряд ли пришёл бы сюда полностью добровольно.
  Вопрос «Что ты здесь делаешь?» слишком банальный, «Что ты тут забыл?» - грубоватый, «Какого дьявола ты притащился?» - совсем уж хамский, зато откровенный.
  - Зачем ты здесь? - Я поглядела на Рокстона через плечо. - Неужели решил поздравить?
  - Нет.
  Зачастую при разговоре со мной он обходится необходимым минимумом, как будто каждое его лишнее слово становится козырем в моём рукаве. Это один из двух способов нашего общения. Второй – быть друг для друга донорами сарказма.
  Ладно, у меня через десять минут начнётся свадебная церемония, пол-отеля забито нашими с Ником гостями; сейчас не до Рокстона.
  - Не обижайся, но я как бы занята — выхожу замуж. - Я демонстративно подтянула ближе к плечам края кружевной фаты и поправила цветочную заколку, к которой она крепилась. - Поэтому давай коротко: зачем ты пришёл?
  Он качественно выполнил просьбу.
  - Меня прислали. - Куда уж короче.
  - Кто?
  - Челленджер.
  Я мало удивилась и ещё меньше обрадовалась. Челленджер мне дорог, но такое его появление, пусть и косвенное, не предвещает ничего хорошего для моей свадьбы.
  - Что ему нужно?
  - Он сам объяснит. Моя задача - доставить вас всех к нему. Немедленно.
  - Нас всех? Веронику и Нэда тоже?
  - Да.
  Стиснув зубы, я мысленно сосчитала от одного до десяти. Спрашивается, зачем? Этот приём мне сроду не помогал.
  - Ты уже говорил с ними?
  - Пока нет. Решил начать с тебя. – Лицо по-прежнему кирпично-непробиваемое.
  Не удивлюсь, если он специально подгадал и появился в самый неподходящий момент — не за час до церемонии и не через полчаса после.
  - Ни раньше, ни позже?
  Рокстон кивнул.
  - Ни раньше, ни позже.
  - Значит так, иди куда подальше и по пути прихвати с собой Челленджера. Я выхожу замуж, всё остальное не мои проблемы. - Я снова повернулась к зеркалу, чтобы взять аккуратный бело-фиолетовый букетик, лежавший на краю раковины.
  Не надо было смотреть, чтобы понять, что Рокстон ухмыляется. Иначе и быть не могло. Он изначально знал, что я пошлю их с Челленджером в радужные дали, значит, у него есть способы аннулировать эту путёвку.
  - Хочешь стать изменницей Родины? - вкрадчиво поинтересовался он, прислонившись спиной к стене и сложив руки. - Между прочим, ты подписала с ней брачный договор.
  На самом деле не брачный, а вполне себе трудовой договор. Официальный, хотя и не предназначенный для чужих глаз.
  - Срок годности того «брачного договора» истёк два года назад, - напомнила я, сознавая, что вот-вот узнаю о подвохе.
  - Там был пункт под звёздочкой. В течение последующих трёх лет договор может быть возобновлён в одностороннем порядке при экстренной необходимости.
  - Там не было такого пункта. И звёздочки тоже не было.
  Вы когда-нибудь видели, как человек улыбается, не задействовав губы? То есть улыбается не ртом, а всем своим видом.
  - Значит, появились позже, - протянул Рокстон со смаком. - Может, не конкретно в ваших с ребятами договорах. Может, вышло какое-нибудь общее дополнение, постановление или разъяснение, которое прилепило этот пункт на все договоры разом.
  Что за ерунда? А если не ерунда, то что за свинство?!
  - Не хочу ничего знать! - Я чуть ногой не притопнула в порыве чувств. - Даже если началась Третья Мировая, я первым делом выйду замуж, а уж потом займусь обязательствами перед Родиной.
  Где-то далеко послышался вой сирены. Вид у Рокстона стал ещё боле улыбчивым.
  - Выйти замуж сейчас у тебя всё равно не получится.
  - Почему это?
  Вой сирен становился интенсивнее и ближе.
  - Потому что сейчас весь отель эвакуируют.
  Без всякого зеркала я поняла, что побагровела от злости. Но взяла себя в руки и спросила нарочито безмятежным тоном:
  - Неужели какой-то подлец, негодяй и саботажник позвонил в полицию и сказал, что в отеле бомба?
  - Почему сразу подлец? Может, просто патриот.

2
Раньше
  По-моему, массовая культура недооценивает хороших девочек. Они считаются занятными только в паре с плохими мальчиками или в процессе порчи характера, когда съезжают с катушек и пускаются во все тяжкие.
  Вероника – интереснейший человек и при этом типичная хорошая девочка: из благополучной семьи, всегда слушалась родителей (пока те были живы), прилежно училась, старалась избегать неприятностей. Я тоже не наживаю проблемы намеренно, но всё-таки мы с ней очень разные. И, тем не менее, подружились. Вероника умна, и я нечасто чувствую нашу разницу в возрасте; хотя когда-то взяла её под крыло именно потому, что она была маленькой.
  Понятие «сиротский приют» нынче используется редко, ему предпочитают заумные термины а-ля «центр помощи детям», да суть не меняется. Я в таких «центрах» жила чуть ли не с рождения, никогда не знала родителей и до сих пор понятия не имею, кто они. Родители Вероники погибли в аварии, когда ей было семь лет, других близких родственников не имелось, и она тоже оказалась в «центре». Перепуганная, растерянная, но отчаянно храбрящаяся, готовая драться даже с теми, кто в три раза больше неё. Это мне понравилось.
  Первое, что нас объединило, это любовь к чтению; правда, мы читали разные книги, и это объяснялось не только возрастным разрывом. Наши вкусы не похожи до сих пор, хотя мы давно сравнялись по уровню развития. Если Веронику прежде всего интересовали и интересуют сюжет, образы героев, язык повествования, то у меня больше любопытства всегда вызывало само восприятие текста. Ситуации, характеры, события, диалоги, описания я пропускала через себя и интуитивно, почти инстинктивно анализировала. Хотелось понять, какие слова, в каких комбинациях и при каких обстоятельствах сильнее всего действуют на человека. Изначально этим человеком был читатель - я сама. Я вовсе не собиралась ставить эксперименты на ком-то ещё, но иногда подумывала: меня впечатлило то-то и то-то, а на Джима это не подействовало бы, ему надо сказать совсем по-другому. А для миссис Грант, нашей директрисы, не сгодится ни тот, ни другой подход, нужна совсем иная тактика.
  Джим (официально - Джеймс) был не воспитанником центра, а полной противоположностью среднестатистическому воспитаннику – парень из полной и отлично обеспеченной семьи, обожаемый и опекаемый родителями. Родители однажды решили, что их чадам полезно пообщаться с детьми, которым повезло меньше, и стали регулярно привозить в наш центр своих отпрысков, а заодно подарки для сироток. Эти люди казались нам небожителями, сошедшими на землю, дабы озарить светом наши серые жизни.
  Одним летним вечером я, Джим, Вероника, Стелла и ещё несколько девчонок и парней сидели на скамейках во дворе перед зданием центра. Мне недавно исполнилось пятнадцать, Стелле было семнадцать, примерно в том же возрастном диапазоне находились остальные наши ребята, кроме Вероники. Она, восьмилетка, попала сюда лишь за компанию со мной. Джим уже отметил двадцатипятилетие и навещал нас частично по привычке, частично потому, что имел виды на барбиподобную Стеллу. Я не была паинькой, но пока во многом оставалась достаточно несведущей. А моя подруга Стелла уже была опытной львицей. По крайней мере, стремилась себя таковой показать, и я ей искренне верила. Сейчас-то я понимаю, что друзья наподобие Стеллы успешно заменяют врагов, а тогда не сомневалась, что у нас с ней неподдельная, светлая и крепкая дружба на веки вечные. Стелла самоутверждалась за мой счёт, я это смутно осознавала, но когда обида подходила к критической отметке, Стелла словно чувствовала и моментально менялась, становилась сердечной, понимающей и весёлой, до следующего сеанса самоутверждения. Наверное, весёлость меня притягивала больше всего. Благодаря Стелле я поняла: люди многое могут тебе простить за хорошее чувство юмора. Многое, но не всё.
  Впрочем, чихнём на перлы моей житейской мудрости и вернёмся к тёплому, раннему июньскому вечеру. К нашей компании подошёл младший брат Джима. Брат был курсантом военной академии. Видный парень, а уж когда надевал форму, девчонки давились слюной. Он-то как раз продолжал приезжать по неподдельной душевной доброте. Стелла из кожи вон лезла, чтоб статный курсант обратил на неё побольше внимания. А он чаще разговаривал со мной, потому что я его умиляла.
  Он стал расспрашивать, думаю ли я уже о будущей профессии. Стелла надулась и небрежно фыркнула:
  - Пока у Мэдж задача номер один не думать о профессии, а наконец найти себе хоть какого-нибудь парня.
  Сказала она это как бы в шутку, чтоб после оправдаться: «Я же несерьёзно, по-доброму. Почему ты обиделась?» Только добротой тут и не пахло.
  По моим щекам разлилась горячая краснота, захотелось плакать. Сейчас я плюю на чужое мнение не теоретически, а по-настоящему. Но в пятнадцать лет это очень, очень сложно, пускай и убеждаешь себя, что нисколько не волнуешься из-за того, что о тебе подумают другие. Особенно парни.
  Своим вопросом подружка меня припечатала, как клеймом позора. Тут ещё влез Джим, который безошибочно чувствовал, что она порадуется, если он меня добьёт. И этот, дьявол его дери, гений решил подыграть вопреки ревности.
  - Я бы не строил больших планов - какой парень позарится на такое недоразумение? – Он брезгливо кивнул на меня. Вот до чего доводит неумеренная родительская опека. Человеку двадцать пять лет, а ум – как у пятнадцатилетнего.
  Обиднее всего была не жестокая ухмылка Джима, не подленькая полуулыбка Стеллы, не растерянность Вероники, не смешинка во взглядах других ребят, а жалость в глазах молодого курсанта.
  Вдруг меня переклинило. Начисто расхотелось плакать. Захотелось отомстить.
  А стоило всё-таки расплакаться. Живописно, надрывно, беззащитно, чтоб у курсанта дрогнуло сердце. Он бы увёл меня, может, даже приобнял, принялся успокаивать, позже проводил до комнаты. Стелла лопнула бы от зависти! И Джиму могло позже достаться на орехи. Но в пятнадцать лет у меня не было опыта по части подобных отношений и интриг.
  Говорят, чем темнее у женщины глаза и волосы, тем больше в ней ведьмовского. Чушь редкая. Но мне подумалось, что я потяну образ предсказательницы. Пусть глаза у меня не карие, а зелёные, зато волосы почти чёрные, длинные, и если ненароком уронить пару прядок на лицо, должно получиться эффектно.
  Я поднялась, подошла к смеющемуся Джиму, наклонилась и пристально посмотрела ему в глаза. Его это не впечатлило, однако адекватное время смеха закончилось, и он смолк. Я выдержала небольшую паузу и негромко, но очень чётко проговорила:
  - Ты умрёшь в машине. Сгоришь заживо. Попадёшь в аварию, а ремень безопасности заест. Будешь дёргаться, кричать – сначала от страха, потом от боли. О, как же ты будешь кричать. Когда-нибудь чувствовал запах горящей синтетики, сожжённых волос и сожжённой кожи? Почувствуешь. – Последнее слово я сказала с такой уверенностью, что самой стало жутко.
  Еле-еле сохранив непрошибаемый вид, я выпрямилась и под всеобщее молчание величественно удалилась в сад, уведя с собой Веронику.
  Со Стеллой мы тогда не поссорились. Поссорились, когда я отбила у неё парня. Нет, это был не Джим, Джиму так ничего и не перепало.
  Джим погиб спустя три года. В автомобильной аварии. Вылетел через лобовое стекло и угодил головой точно в фонарный столб. Потому что не пристегнулся ремнём безопасности.
  Кстати, полное имя Джима – Уильям Джеймс Рокстон. Его младшего брата звали, да и до сих пор зовут Джон.

3
Сейчас
  Погода была воистину предрождественская, как на заказ. Пушистый снег плавно укрывал землю, не тая благодаря лёгкому морозцу. Мне-то морозец лёгким не казался. Ник заботливо укутал меня в своё пальто, но на моих ногах по-прежнему были отнюдь не утеплённые туфли на высоких каблуках. О том, во что обильные снежные хлопья превратят причёску и макияж, я старалась не думать.
  Высыпавшие из отеля люди нервно толпились на улице, и в этой толпе, сквозь белую пелену, я увидела Челленджера. Надо же, явился лично, не стал дожидаться, пока Рокстон «доставит» нас. Сам Рокстон куда-то делся, но я не сомневалась, что он поблизости. Надеялась, что его вычислят и привлекут за ложный вызов, но понимала, насколько это маловероятно.
  Я, как положено приличной невесте, была подле жениха. Поймав мой взгляд, Челленджер направился к нам. Раскрыл объятья.
  - Маргарит!
  Мы обнялись.
  - Джордж!
  - Спасибо, что позвали на свадьбу! – Как искренно прозвучало! Не удивлюсь, если где-нибудь в Голливуде замироточили оскаровские статуэтки.
  - Спасибо, что приехали! – Мироточащих статуэток стало больше.
  - Да, простите, что в последний момент. Едва успел.
  - Главное, что всё-таки успели. – Закруглившись с обниманием, я восторженно пояснила Нику: - Это мой университетский преподаватель – Джордж Челленджер.
  - Николас. – Секунду Ник колебался - прибавить ли «Хадсон» (он привык для абсолютного большинства людей быть мистером Хадсоном). Но воздержался. Из любви ко мне, не иначе.
  Я коротко и вдохновенно расписала, какой из Челленджера чудесный преподаватель. Ник выразил радость от знакомства и отошёл, чтобы поговорить с кем-то из деловых партнёров. Даже на собственной свадьбе не забывает поддерживать бизнес-отношения.
  Едва Ник нырнул в толпу, я сбросила напускную радость.
  - Чёрт побери, Челленджер!
  - Я тоже счастлив видеть Вас, Маргарит. Хотя несколько обижен отсутствием приглашения на свадьбу.
  - Во-первых, чтобы отправить приглашение, надо знать, где находится адресат, а Вы были недоступны. Во-вторых, Вы были на двух предыдущих моих свадьбах, неужели Вам мало?
  - Зато ещё две, первые, я пропустил. А эта – пятая, практически юбилейная, знаменательное событие. – Он говорил с иронией, но без сарказма. Поддразнивал, но не стремился обидеть.
  В этот момент к нам присоединились Вероника и Нэд.
  - Челленджер, что происходит? – осведомился Нэд.
  - Что Вы здесь делаете? – поддержала Вероника. - Не то чтоб мы не рады Вас видеть.
  - Говори за себя, - буркнула я. – Лично я не рада тому, что мою свадьбу испохабили.
  - Так это Ваших рук дело? – Движением головы Нэд как бы обвёл происходящее вокруг.
  - Технически – нет, однако не стану лгать, что я ни при чём. Но сейчас не об этом. Хорошо, что вы все здесь. Вы нужны, есть дело.
  - «Есть дело»? – вспыхнула я. – «Есть дело»?! Челленджер, нельзя выдернуть невесту из-под венца и заявить ей, что есть дело!
  - Как видите, можно. – От юмора резко не осталось и следа. – Послушайте, Маргарит. Мне жаль, что я испортил Вашу свадьбу. Но дело впрямь важное.
  - Другими словами, Вы не отстанете, пока мы не согласимся помочь? – Я подняла бровь.
  - Да.
  - И нам надо куда-то ехать?
  - Да.
  - Прямо сейчас?
  - Да.
  - Нельзя подождать хоть немного?
  - Нет.
  - Прикажете бросить мужчину, которого я обрабатывала год?!
  - Целый год? – поразился Челленджер. – Моя милая, Вы теряете форму!
  - Чепуха. Я могла бы довести Ника до предложения руки и сердца на первой неделе знакомства. Год потребовался для подготовки его окружения. Друзья, партнёры, прочие связи – все они  должны быть на моей стороне, если мы с Ником разведёмся.
  - «Если», - хмыкнул Нэд.
  - Внедриться, познакомиться, расположить к себе, кого-то очаровать, кого-то разжалобить, кому-то напомнить любимую маму/сестру/тётушку/крёстную. В окружении Ника много влиятельных людей, и если он ополчится на меня…
  - «Если», - опять не удержался Нэд.
  - …Они не должны стать его союзниками в этом.
  - Он настолько богат, что стоит таких трудов?
  - Бесспорно. А главное – его не жаль. Поверьте мне, Николас Хадсон – редкая сволочь, он подставил десятки человек, тысячи из-за него лишись работы – и всё вполне законно; про незаконные делишки вовсе молчу. Я не строю из себя Робина Гуда, не утверждаю, что мой мотив – святая месть во имя справедливости, но уж если облапошивать и обдирать богача, то того, который этого заслуживает. – Я усмехнулась. – Впрочем, не знаю никого, кто заработал бы огромное состояние, не измарав руки.
  Моя фата отяжелела от налипшего снега. Я открепила её вместе с заколкой и задумчиво повертела в руках.
  - Мне нужно алиби. Оправдание отсутствия, чтобы Ник не раздумал жениться.
  - Может, тебя похитили? – предложила Вероника. – Кто-то подстроил эвакуацию отеля и в создавшейся суете украл тебя, а заодно и нас.
  - Тогда надо поторопиться, потому что суета вот-вот закончится. – Я посмотрела на Челленджера. – Мы можем сделать всё убедительным?
  - Я найду людей, которые этим займутся.
  Потеребив фату, я бросила её на асфальт. Точнее, на снег. Белое на белом было почти незаметно.
  - Идём, - сказала я.
  На наше счастье, без того неслабый снегопад ещё усилился. Он сам по себе отвлёк внимание окружающих, плюс стал не надёжным, но эффектным покровом, под которым мы, стоявшие поодаль от основной массы людей, ушли прочь. Правда, на всякий случай Челленджер достал сотовый, мы изобразили, будто ему кто-то позвонил и сказал нечто, заставившее нас сорваться с места. Для возможных свидетелей, а также видеорегистраторов и камер наружного наблюдения.

4
Раньше
  О гибели Джима я узнала с существенным опозданием, посему первые годы она не тяготила мою совесть. Я активно пользовалась своим даром предсказательницы. Нет, это не дар, который позволяет видеть будущее, это дар, который позволяет убедить других в том, что я вижу будущее. Очаровательная вещь! Люди обожают мистику и подспудно убеждены, будто в реальной жизни, как в кино или книге, если кто-то говорит о предчувствии, оно непременно сбудется, если получаешь предсказание либо некий знак, это обязательно сигнал судьбы, а не совпадение, шутка или трюк. Я пророчила пакости тем, кто меня обижал; а пакости, разной степени тяжести, рано или поздно случаются в жизни любого, нужно лишь, чтоб человек в этот момент вспомнил обо мне и решил, что сбылось моё предсказание, или даже что подействовала моя магия. Да, я обнаружила, что умею не только «предсказывать», но и «колдовать».  Некоторые особо одарённые личности решали, что я навела на них беду. И ладно бы подобную ерунду воспринимали всерьёз исключительно сопляки и дураки, так ведь нет, на неё покупались взрослые, состоявшиеся, порой весьма умные люди. Повторюсь: очаровательно.
  За полтора года после выпуска из центра я дважды вышла замуж, оба раза по чистой, почти бескорыстной любви. Семейная жизнь не складывалась, но мне, слава богу, было чем ещё заняться. Я получила стипендию на обучение в Оксфордском университете. Не исключаю, что причина не только в моих способностях - которые я не склонна недооценивать, - но и в моём статусе сироты. Публичной организации время от времени нужно показывать, как она заботится о несчастных.
  В университете я познакомилась с Джорджем Эдвардом Челленджером. Кто бы мог подумать, что чудаковатый профессор некогда подрабатывал в МИ-6 в свободное от истовой научно-преподавательской деятельности время? Чем конкретно он там занимался, я не знаю по сей день, но у него остались связи.
  Я произвела на профессора впечатление, когда была второкурсницей. В кафе при университете, куда часто заходили и студенты, и преподаватели, я флиртовала с парнем, который мне нравился.  Мне хотелось стать для него особенной, и уже несколько дней я пудрила ему мозги таинственными полунамёками на свой необычный дар. В кафе «наконец» осторожно сообщила, что у меня бывают предчувствия о будущем (про точное предвидение сочинять не стала, это бы его напугало, да и на меня возложило большую ответственность, а тут предчувствие и предчувствие, может, сбудется, может, нет). И что я предчувствую: у него дома проблемы с газовой плитой (я знала, что у него именно газовая плита, кто-то из его друзей обмолвился), пусть позвонит матери и попросит вызвать мастера. Парень проникся, рассеянно попрощался и побежал звонить, напоследок пообещав, что заедет за мной вечером и мы отправимся в кино.
  - Что будет, когда мастер скажет, что плита в порядке? – донеслось из-за соседнего столика.
  Обернувшись, я увидела Челленджера, поглядывающего на меня весело и заинтересованно.
  - Девять шансов из десяти, что не скажет.
  - Почему?
  - За месяц в городе было три несчастных случая, связанных с неисправностью газовых плит. Наверняка обслуживающие компании сейчас перестраховываются. Не найдя поломки, мастер, вероятно, скажет: «Всё в порядке, но для надёжности я кое-что прочищу/затяну/укреплю» или что там делают мастера с плитами. А это уже пища для подозрений.
  Челленджер одобрительно усмехнулся.
  - Вы интересная личность, мисс Крукс.
  - О Вас говорят то же самое, профессор Челленджер.
  - Позволите? – Он жестом попросил разрешения пересесть ко мне за столик.
  - Пожалуйста.
  Он быстро перебазировался.
  - Я слышал, Вы успели дважды побывать замужем.
  - С чего вдруг мы перешли к обсуждению моей приватной жизни?
  - Прошу прощения, если это грубо с моей стороны, я вовсе не хочу Вас задеть. Но во мне говорит практическое, а не праздное любопытство.
  - Неужели? – кисло вопросила я, решив, что престарелый - с моей точки зрения - профессор подкатывает к молоденькой студентке.
  - Мисс Крукс, не думайте обо мне столь плохо! – рассмеялся Челленджер, будто прочитав мои мысли. – Я давно женат и счастлив в браке.
  - Рада за Вас. Так в чём заключается Ваше практическое любопытство?
  - Сможете ли Вы выйти замуж за этого юношу, скажем, через две недели?
  - Зачем? – Да, парень мне нравился, но брачную норму я уже выполнила и перевыполнила.
  - Если Вы сумеете сделать это за пару недель, я предложу Вам работу.
  - Какую?
  - Узнаете, если справитесь с заданием.
  До сих пор удивляюсь себе – я должна была решить, что профессор развлекается от скуки, однако поверила в серьёзность его предложения. Он сумел меня убедить.
  Полторы недели спустя я вышла замуж. Без особых церемоний. Я и жених-муж не воспринимали происходящее всерьёз. Мы знали, что скоро разведёмся. Мы дурачились; но ведь Челленджер не ставил на данный счёт условий. Он, кстати, был единственным гостем на свадьбе.
  Так я попала в проект «Поговори со мной», являющийся личной инициативой Челленджера, эдаким частным предприятием или хобби. До моего появления проект был чисто теоретический – Челленджер всё продумал, но не реализовал; сначала требовалось набрать «сотрудников», то есть исполнителей. Я стала первым и долгое время оставалась единственным исполнителем.
  «Поговори со мной» - это сервис, его услуги – разговоры. Но речь не о психотерапии или чём-то подобном. Клиент заказывает разговор не для себя. Поговорить нужно с человеком, который ни о чём не подозревает, и так, чтобы навести его на нужные клиенту мысли либо действия.
  Например, поступает заказ от офисной сотрудницы, которую вконец допекла болтовня соседок по кабинету. Их четыре, и каждая норовит излить своё мнение о начальстве и текущих обязанностях, поведать об отношениях с роднёй, поделиться проблемами детей. Наша клиентка, женщина воспитанная и деликатная, не решается заявить, что ей это всё не интересно и отнимает время, которое она могла бы потратить на свои профессиональные обязанности, чтобы не задерживаться после окончания рабочего дня. И тут прихожу я, якобы дальняя родственница, заскочившая забрать какую-то вещь. У клиентки «внезапно» возникают дела, она просит подождать и выходит из кабинета, оставляя меня с коллегами на полчаса. Мне заранее рассказано всё, что нанимательнице известно о каждой из коллег (немало – спасибо их болтливости), я прекрасно представляю, как завести беседу и в процессе оной натравить дам друг на дружку. Я ухожу, оставляя за собой извергающиеся вулканы гнева и возмущения да руины былого взаимопонимания. После этого коллеги минимум полгода не разговаривают друг с другом и, что особенно важно, друг при друге. Клиентка наслаждается напряжённой, однако для неё блаженной тишиной.
  Другой пример. Заходит владелец некой фирмы в бар. Видит красавицу с роскошными распущенными волосами и удивительными зелёными глазами (конечно же, это я). Подсаживается, у нас завязывается кокетливо-непринуждённая беседа. Я – привлекательная чудачка, недалёкая, но добрая, говорю приятные вещи, которым хочется верить. Помимо прочего я отмечаю: у меня хорошее предчувствие, что моему собеседнику скоро очень повезёт. И не прямым текстом, незаметно для него убеждаю его, что везение относится к бизнесу и придёт, если рискнуть. Мы расстаёмся по-приятельски, а через день-другой собеседник принимает решение, выгодное его потенциальному партнёру – моему заказчику.
  Все заказы проходили через Челленджера, некоторые он отсеивал вопреки заманчивым суммам оплаты. У него непоколебимые принципы, и я полностью полагалась на его моральный компас. Лишь однажды Челленджер не смог определиться и предоставил мне решать самой, брать ли заказ.
  Слова способны сделать многое, подчас – невероятное. Но гарантий нет. Это как в медицине: вопреки статистике можно провести рисковую операцию на мозге казалось бы безнадёжного больного, после которой человек выздоровеет и будет жить долгие-долгие годы, а можно потерять пациента, вырезая обыкновенный аппендицит. Бывают провалы, бывают грандиозные успехи. Люди подобны музыкальным инструментам. Уникальным инструментам, к каждому из которых нужен индивидуальный подход; если ты найдёшь его, правильно им воспользуешься (и не вмешаются неожиданные и непреодолимые обстоятельства), всё получится. Мои навыки не ограничиваются умением правдоподобно пророчить будущее, у меня в арсенале богатая палитра интонаций, мимики, жестов, способность различать малейшие изменения в голосе и выражении лица собеседника, ориентироваться по ним.
  В наш цифровой век всё большей роскошью становится простое человеческое общение. Я не жалуюсь, это великолепно для моей работы. Слышали истории про профессиональных роковых красоток, которые обольщают-соблазняют нужного человека и через постель вытягивают из него информацию либо манипулируют им? В моей работе – никакого секса; беседы, беседы и ещё раз беседы. И я сильно сомневаюсь, что оказывать секс-услуги сложнее, чем, например, за двадцать минут устной речью довести матёрого убийцу до самоубийства.
  Я начала хорошо зарабатывать, и когда заработки удалось легализовать с размытой благообразной формулировкой, появилась возможность забрать Веронику из центра – взять под опеку. Правда, оказалось, что постоянного дохода недостаточно, я была очень молодой, моя надёжность вызывала у социальных служб сомнения, особенно учитывая три брака за плечами. Смешно, но чтобы доказать свою благонадёжность, мне пришлось выйти замуж четвёртый раз. Разумеется, фиктивно, но так, чтобы создать видимость крепкой, надёжной семьи, способной выдержать визиты и прочие проверки социальных служб. В общем, я сделалась опекуном Вероники; и, забегая вперёд, скажу, что развелась через пять лет, но за это время мы с мужем встретились несколько раз, не больше.
  У Вероники тоже обнаружились «разговорные» способности, и она стала моей коллегой, когда ей исполнилось восемнадцать. Её амплуа – защитница. Она умеет говорить так, что людей окутывает ощущение безопасности, это помогает настраивать их на разную степень дружелюбности. Забавно, учитывая, что с одиннадцати лет Вероника занимается боевыми искусствами и недурно в них преуспела.
  Скоро к нам присоединился Эдвард Мелоун, он же Нэд. Он был начинающим журналистом, но его талант уже ярко проступал. Нэд – слушатель. Умеет слушать так, что собеседник рассказывает ему то, что рассказывать совершенно не собирался. Вроде бы Нэд не берёт на себя лидерство в разговоре, лишь иногда вставит фразу-другую, понимающе посмотрит, мимикой выразит эмоции, находящие отклик в душе говорящего, – и всё, информация подана на блюдечке. Хорошо, я бравирую. Это не даётся легко, это огромный труд, который далеко не всем под силу. И это труд незаметный, что делает его ещё сложнее.
  Я не раз упомянула амплуа, но оно - лишь сильная сторона каждого из нас, а не единственное направление. При необходимости, допустим, Нэд превращается в защитника, Вероника – в предсказательницу, я – в слушателя. Мы не зацикливаемся на амплуа, нам необходимо быть профессионалами во всём, что касается беседы.
  Внезапно наше предприятие вышло на новый – секретно-государственный уровень. Знакомые Челленджера из этой среды заинтересовались проектом «Поговори со мной». Мы принялись работать на благо Родины. С одной стороны, это означало стабильную зарплату, кучу социальных гарантий и командировки по миру (вот где пригодились мои филолого-лингвистические таланты). С другой – нас не всегда отправляли в наиболее привлекательные и спокойные уголки мира, да и сами по себе задания были куда опаснее тех, к которым мы привыкли. Это вам не поссорить офисных клуш, не убедить среднего бизнесмена пойти на посильный риск, не узнать у унылого мужчины о наличии любовницы.
  Поэтому нам организовали охрану, для подстраховки.  На целую группу не расщедрились, выделили одного-единственного, зато превосходно подготовленного военного. Майора Джона Ричарда Рокстона.
  Надо ли говорить, что наши с ним отношения не отличались теплотой? Рокстон в первый же день задушил бы меня собственными руками, если б был уверен, что я виновна в смерти Джима. Меня спасло то, что Джим в принципе был редким оболтусом и ещё до эпизода с предсказанием регулярно пренебрегал автомобильным ремнём безопасности. Но Рокстон не мог не спрашивать себя: в день трагедии Джим не пристегнулся из-за своей обычной безалаберности или потому, что вспомнил моё «пророчество»?
  Иногда я ловила на себе взгляд Рокстона и будто читала мысли. Он спрашивал себя: если б не я, был бы его старший брат сейчас жив? Не раз и не два у него чесались руки, я знаю. Но ему была невыносима мысль об ошибке, он боялся, что пострадает невиновная. Потому в этом плане я могла не опасаться за свою безопасность, и всё же… Не знаю, что хуже – что наша взаимная настороженность никогда не ослабевала, или что нас дьявольски влекло друг к другу.
  Из Рокстона получился первоклассный охранник. Он неоднократно спасал наши жизни. Рядом с ним я чувствовала себя защищённой не только в трущобах Дели, в лос-анджелесском  Скит Роу* посреди ночи, в джунглях Венесуэлы, в перестрелке на окраине Рио-де-Жанейро или в разъярённой толпе посреди Могадишо. Я чувствовала себя защищённой в самом дорогом отеле Лондона, в лучшем ресторане Парижа, на эксклюзивной вечеринке в Нью-Йорке, на элитном мальдивском курорте. Поверьте, при нашей работе такие места подчас опаснее трущоб и перестрелок.
[* Скит Роу – один из самых, а то и самый неблагополучный район Лос-Анджелеса; прим. авт.]
  Разведка, государственная безопасность и прочие подобные структуры – системы из великого множества винтиков. Это в фильмах секретному агенту непременно объяснят весь расклад, прежде чем дать задание. В реальности винтику дают задания, чаще всего не раскрывая предыстории, и уж тем более не ставя в известность о предполагающихся итоговых результатах. Твоя работа – одна из ступенек длинной лестницы, о большинстве которых ты не знаешь ровным счётом ничего.
  Мы не предвидели этого, когда подписывали договоры. Даже Челленджер был польщён и ослеплён блестящими перспективами, что уж говорить о нас – молодых людях, которые познания про крутые правительственные службы получали с экранов или книжных страниц. Приходится сознаться: не такие уж мы и умные.
  Моральный компас Челленджера перестал что-либо значить, профессор не имел возможности им пользоваться. Никто не спрашивал нас, что мы думаем об этической стороне дела, да и сторону мы знали едва-едва. Я не утверждаю, что наши цели никогда не были правильны, или что мы воздействовали на невинных ангелов, никому не причинявших вреда. Вовсе нет. Но всегда оставался вопрос: «А что, если?..» Успокаивали себя тем, что, скорее всего, помогаем добиться результатов, которых добились бы без нас грубее, разрушительнее и, возможно, кровавее.
  Когда истёк срок, мы вздохнули с облегчением, ни один не продлил действие договора. Настала пора завязать и с этой работой, и с «Поговори со мной», дабы вплотную заняться собственными жизнями. Впрочем, Челленджер не порвал с МИ-6 окончательно и время от времени что-то там делал. Наша команда распалась, но мы остались близки. Вероника для меня роднее всех родных, и это взаимно. Нэд – давно не просто парень Вероники, а возлюбленный, всерьёз претендующий на статус жениха и впоследствии мужа. Да и Челленджер – прекрасный друг и наставник, мы переписывались, перезванивались и периодически виделись. Лишь Рокстон, покончив с работой, вернее, в его случае – со службой, исчез и не давал о себе знать. Наверное, оно и к лучшему.

5
Сейчас
  Я должна была выйти замуж в шикарном зале, принять поздравления от ещё более шикарных гостей, повеселиться на свадебной вечеринке, плавно перетекающей в рождественское торжество, и отправиться в Монако на медовый месяц. Вместо всего этого я пересекала Атлантический океан.
  Самолёт был относительно небольшой, комфортабельный. Компанию мне в салоне составляли Вероника, Мелоун, Рокстон и Челленджер. Последний объяснял ситуацию.
  - Челленджер, Вы говорили, что дело важное, - не выдержав, перебила я.
  - Именно так, Маргарит.
  - Но то, что Вы говорите сейчас, смахивает на бред душевнобольного. Посреди джунглей Южной Америки обнаружили плато, населённое динозаврами и другими доисторическими животными!
  - А также многочисленными племенами, никогда не имевшими контакта с мировой цивилизацией, - дополнил профессор. – Я понимаю, что звучит дико. Но это правда. Неужели Вы думаете, что из-за выдумок или не проверенных и перепроверенных десятки раз данных началась бы активная деятельность на высшем уровне?
  - А на высшем уровне началась активная деятельность? – вступил Нэд. – Я не слышал ни о чём таком в последнее время.
  - Мелоун, Вы лучше меня знаете, что, когда происходит нечто по-настоящему серьёзное, об этом далеко не всегда спешат сообщать широким массам.
  - Знаю. Но у меня есть знакомства и в узких массах, там тоже ни о чём подобном не говорят.
  - Что лишний раз доказывает, насколько всё солидно и нешуточно. Секретность строжайшая.
  - Допустим, плато с динозаврами действительно существует и, вопреки технологиям, было обнаружено лишь сейчас, - сказала я. - Какой интерес оно представляет для нашей страны? Вряд ли Великобритания будет предъявлять территориальные претензии.
  - Она уже предъявила, - поведал Челленджер.
  Даже сдержанный Рокстон не совладал со своим удивлением:
  - Как?
  - Плато открыл Уильям Мэпл-Уайт – британец. Наши лучшие политические юристы ухватились за этот факт, нашли прецеденты, откопали какое-то давнее соглашение, способное помочь.
  - Думаете, в итоге получится? – с сомнением протянула Вероника.
  Челленджер нежно улыбнулся ей.
  - Неважно, получится ли. Важно, что есть реальная – либо кажущаяся очень реальной – перспектива того, что может получиться. Что Великобритания может заполучить эту часть территории Бразилии.
  - То есть на самом деле плато нам не нужно? – уточнил Нэд.
  - Разумеется. Зачем нам кусок земли, пусть даже столь необычный, на другом континенте? На транспортные расходы и создание собственной инфраструктуры мы потратим больше, чем выиграем от подобного приобретения. Бразилия – другое дело. Для неё это весьма и весьма перспективный кусок земли. Потенциальная туристическая и научная Мекка. Новые вливания в экономику. Интерес и, соответственно, материальная поддержка мировой науки и не только.
  - Бразилии нужно плато, а нам нужно что-то от Бразилии? – задала я вопрос-утверждение.
  - В точку. От Бразилии нам нужно, чтобы она кое о чём договорилась с Аргентиной. Они соседи, у них есть что предложить друг другу. В данном случае должна будет предложить Бразилия.
  - А Аргентина взамен - …?
  - Откажется от претензий на Фолклендские острова*.
[*Фолклендские острова - архипелаг в юго-западной части Атлантического океана, фактически являются британской заморской территорией, но права Великобритании на острова оспариваются Аргентиной; прим. авт.]
  Пауза. Таких политических масштабов мы не ожидали.
  Нэд кашлянул.
  - Правильно ли я понимаю? Необходимо, чтобы Бразилия убедилась в основательности британских притязаний настолько, что согласится отдать Аргентине что-то такое, в обмен на что Аргентина готова будет отказаться от Фолклендских островов?
  - Верно. Только убеждать нужно будет не абстрактную Бразилию, а конкретных её представителей.
  - Нам?
  - А зачем, по-вашему, вас всех… назовём это – вызвали? Серьёзность британских притязаний уже не вызывает сомнений, ценность плато – тоже. Посему ваша основная задача – убедить в удачности и даже необходимости обмена услуги на услугу. Из всех вас лишь Маргарит знает португальский язык…
  - В совершенстве, - вставила я.
  - …Но большинство бразильских политиков так или иначе говорят на английском. Задача нелёгкая, ваша работа должна быть командной.
  Некоторое время мы осмысливали предстоящую работу и сомневались, что нас не разыгрывают. Когда сомнения растаяли и мы оклемались, началось обсуждение будущих трудов, стали появляться первые наброски плана. Посреди разговора Вероника вдруг дёрнула подбородком и мрачно произнесла:
  - Меня одну волнует, что будет с самим плато? С людьми и животными, которые там обитают? Они были изолированы от большого мира, а теперь большой мир вторгнется к ним. Выдержат ли они?
  - Если Вы боитесь, что динозавров истребят браконьеры, об этом, полагаю, можно не волноваться, - успокоил Челленджер. – Человечество бездумно и безжалостно истребляет животных, к которым привыкло, но с распиаренных динозавров, которые считались вымершими миллионы лет назад и внезапно оказались живыми, будут сдувать пылинки. Плато получит максимальную охрану. Если Вы переживаете, что пошлая современность разрушит гармоничное существование племён плато, подумайте о том, что люди в этих племенах умирают от аппендицита, сепсиса и других неприятностей, с которыми справляется современная медицина, и они получат доступ к этой медицине. А варварские обычаи, например, человеческие жертвоприношения, наверняка практикующиеся у некоторых племён? Этому положат конец. Важно не заразить туземцев болезнями, к которым у них нет иммунитета, но и для данной проблемы найдут решение. Если не из гуманизма, то из нежелания выглядеть извергами в глазах мирового сообщества.